— Можете курить, — сказала актриса, увидев, что адъютант, неловким движением хлопнув себя по карману, в котором обычно хранился кисет, быстро отдернул руку. — Вы меня извините, я буду раздеваться…
Адъютант подошел к окну и лег грудью на подоконник. Ночь была теплая, в черном небе мерцали мириады звезд. Один за другим гасли огни города. Откуда-то пахнуло запахом свежескошенного сена. Где-то веселой трелью заливались колотушки сторожей. Звеня шпорами, прошел пеший патруль котовцев. На перекрестке у освещенной аптеки, трусливо подняв плечи и заложив руки за спину, прогуливался взад и вперед толстый полицейский.
Когда адъютант отошел от окна, женщина уже лежала на раскрытой постели, укутавшись в голубой пушистый халат. Она улыбнулась ему, сладко потянувшись.
— Снимите сапоги, — сказала женщина, — а то вы своими шпорами всю гостиницу перебудите.
После этого она повернулась к нему спиной.
Как Ео сне, молча и послушно адъютант снял сапоги. Потом он на цыпочках подошел к зеркалу.
Там, за тонкой стеной, раскинув богатырское тело на непривычно мягкой кровати, в длинных кальсонах с оборванными по обыкновению тесемками, спал милый, старый Кучмий. На диване, окружив себя махорочными окурками, храпел с открытым ртом комиссар полка. И для адъютанта была тоже внесена добавочная постель; там, в соседней комнате, среди сваленных в кучу портупей, полевых сумок, револьверов и шашек шла обычная военная ночь — в несколько необычной только обстановке.
Здесь, у освещенного канделябром зеркала, стояли причудливые склянки с цветной жидкостью, и на раскрытой кровати лежала какая-то чужая женщина в небесно-голубом халате. Стека разделяла два мира здесь пахло духами, а не войной.
Адъютант невольно глянул на себя в зеркало. Он забыл снять оружие и стоял босой перед склянками косметики, подпоясанный, в портупее, с шашкой у бедра. Это было смешно и нелепо. Но маленькая деталь в костюме босого кавалериста с бледным лицом, глядевшего на него из зеркала, заставила адъютанта вздрогнуть всем телом; по синей диагонали бриджей беззаботно и весело ползли гуськом две большие упитанные вши…
В одну десятую долю секунды адъютант обернулся. Женщина лежала недвижно — она, очевидно, спала. Тогда, опустившись в низкое кресло, спиной к кровати, он снял брюки и украдкой, ежеминутно воровато оглядываясь, занялся делом, которое в годы гражданской войны для армии, раскиданной по необъятным просторам шестой части мира, было обыденным…
