Которая, как подозреваю, может длиться ну очень долго. Что им, бессмертным, какие-то жалкие человеческие годы, если не века.
— Скажем, — он показательно задумался, перебирая варианты, — в дочь самой ничтожной портовой шлюхи, на острове каторжников, больную сифилисом. Которой осталось жить всего ничего. Или, слепую нищенку, страдающую от голода в осаждённом городе, в котором совершенно не осталось еды. Где изморённые горожане вынуждены жрать друг друга. Или в приговорённую к казни ведьму. В пыточном подвале безжалостных, изощрённых в своём ремесле инквизиторов. Можно и в мужчин, — сделал одолжение. — Как насчёт обезображенного евнуха, приставленного подмывать задницы гарему какого-нибудь султана. Живущего в глиняной яме. Питающегося объедками с царского стола. На которого даже рабы брезгуют смотреть. Или престарелого калеку гладиатора, отданного на растерзание львам. Потешить почтенную публику. А уж сколько открытий тебе может приготовить животный мир. Думаю, понимаешь к чему я веду.
Ещё как. Не знаю, что за работу желает вручить, но уже страсть как хочу поскорее её выполнить. Как говорится, не щадя живота своего, а лучше, чужого.
— Почту за честь успешно выполнить ваше поручение, — горячо заверил невидимого старца.
— Я рад, что мы пришли к согласию, — сухо усмехнулся, с пониманием всей безальтернативности моего предложения.
Одна из стен превратилась в своеобразное окно орбитальной станции, через которое увидел планету, медленно вращающуюся вокруг своей оси. Крупным планом. Чем-то похожую на Марс. Красновато-жёлто-коричневых оттенков. Сплошные пустыни, изрезанные горными хребтами, с несколькими мелкими морями ярко изумрудного цвета. Наверняка, солёными до ужаса. Лишь на полюсах наблюдались небольшие скопления куцых ледников. Рек не заметил вовсе. Либо слишком мелкие, либо их нет. Зато имелись дымки активных вулканов. В большом количестве.
Разглядывая этот сожжённый солнцем и подземным огнём мир песков, не испытывал ни малейшего желания туда соваться. Но, кто бы спрашивал, чего мы хотим. Не на выборах, честных и демократичных. И не в турагентстве.
— Это, мой мир, — торжественно заявил старец.
С любовью и теплотой к своей родине, которую, как известно, не выбирают. Только продают, некоторые несознательные товарищи, которые нам совсем не товарищи.
— Канаан, огненное крылатое древо, — объявил его имя, обращаясь словно к живому существу.
Рядом с окном, возникло схематическое изображение раскидистого дерева, с мощной корневой системой, у которого вместо листьев росли длинные перья, тянущиеся вверх. Как будто их поднимал, дующий снизу воздушный поток. Чья макушка почти касалась солнца, окружённого пышной короной протуберанцев, ничуть не вредящих ни дереву, ни своеобразным листьям.
