«…Игорь, дорогой.
Вчера полночи читала Вашу книжку. Начинаю понимать Вас более… детально, что ли. Общее понимание — угадывание — было изначально, но детали — это Бог, так говорят, кажется.
Человек ЗНАЕТ о своей кончине. Его подсознание готовит его к ней. Душа, готовясь предстать пред Богом, пытается как-то выправиться, проясниться, обрезать ненужное, покаяться.
Но суета жизни забивает каналы, порой наглухо. (Знаете, такой есть прикол: „Это у тебя не совесть чистая, это у тебя память короткая!“).
Думаю, что Ваше письмо не обидело маму. Оно помогло ей вернуться в состояние и настроение прошлого и осознать тщету и суету всего, что не есть просто любовь. Любовь как проливающаяся нежность.
Думаю, она оплакала свою неспособность проявить свою любовь к Вам, как Вам это было нужно, а значит, простила себе эту вину.
Даже если она не сказала ничего, там, в глубине сердца, где вершатся истинные преобразования, она изменилась, и душа ее стала полновеснее.
Вы все правильно сделали. Вы этим письмом прильнули к ней на прощание, дали понять, насколько она нужна.
У нас уже час ночи почти, а Вы, наверное, видите сны и скоро проснетесь, хотя воскресенье — можно спать подольше.
Я понимаю, почему Вам хочется непременно давать советы своим детям. Видите ли, у мужчин ощущение ответственности другое.
Вы верите, что от вас многое зависит, и оно правда зависит.
А меня жизнь готовила к взрослому приятию взрослых детей. У меня был друг-начальник, англичанин.
Однажды он увидел, как я впиваюсь поцелуями в своих малышек (им по 4–5 лет было), и очень серьезно сказал: „Ты должна понять, что твои дети — не навсегда твои дети. Они вверены тебе на время. Ты должна заботиться о них, взращивать и вкладывать в них. А потом отпустить. И больше не считать своими“.
Мне это запало в самый центр сознания. Изменило что-то в моем истовом обладании детьми. Это вопрос притязания на их самостоятельность. Благополучную ли самостоятельность или не очень — не суть. Она должна быть безусловно.
Вынашиваю свою вещь о Вас. Вы ее узнаете сразу. Я к Вам отношусь очень бережно, потому что тот маленький мальчик из Вашей книжки — это я. И этот взрослый, красивый и умный мужчина, запертый в своих представлениях и чужих манипуляциях, — это тоже я. Только бывшая. Но еще помнящая.
Знаете, мне часто слышится в Ваших словах мотив: „Я знаю, я плохо делаю, надо вот так делать, это правильное как я — так плохо и неправильно“.
Мне все хочется сказать Вам, что, если бы люди могли поступать иначе, они бы поступали иначе.
