Только издавала междометья сочувственные и понимающие, и никакой морали! Хотя все мои ложные воспитательные рефлексы вопили: „Скажи, что это нельзя, что это ужасно, а это недостойно!“. Чушь! Это другое поколение, живущее по жестким законам.
Я ничего не знаю об их трудностях, о боях, о школах. Я не смею лезть со своим мнением.
Я очень чувствую то, что Вы написали об отце. Молчание… У Довлатова есть где-то, что в молчании таится сила бомбы…
Откуда Вы знаете, что Ваши дети не читали Ваших книг? Вы знаете это наверное? Ну и бог с ними. Может, это такая форма тактичности, недоступная нам… Стыдливость своего рода… Боязнь увидеть отца нагим, словно Ноя…
А помните, у Христа есть слова горькие, что не бывает пророка без чести, как только в своем отечестве. Смотрите — чужие Вас ценят, свои нет. Помните, еще у Него же: „…и враги человеку домашние его“. Древние архетипы, но верные.
Не горюйте об их признании. Вы дали им жизнь. Уже их дело, что они с ней сделают. Может, они постоянно ведут счет тому, что Вы им недодали. Что с того? Значит, им надо научиться прощать. Вы не могли дать больше, чем дали. То, что они могли бы взять у Вас нематериальное, — они не доросли до этого.
…А как Вас мама звала?..
Насчет кармического избывания — тут я не спец. Но такие параллели есть в любой религии, так вот в иудео-христианской традиции кармическому избыванию соответствует доктрина проклятия-благословения. Согласно Писанию, Бог может проклясть до третьего-четвертого рода, а вот благословение простереть до тысячи родов. Незаслуженность очевидна в обоих случаях, да?
Некоторые „продвинутые“ богословы говорят о том, что в жизни каждого можно найти корни „унаследованных проклятий“.
И разрушить их молитвами, отменить. Провозгласить духовную амнистию. Распространить на бывшие проклятые сферы благословение.
До свидания, друг мой редкий и чудесный.
Лика».
* * *
Что же он написал в ответ?
Кажется, признался мне в метафизическом родстве…
Был благодарен до слез за понимание.
И снова говорил о своей разобщенности со взрослыми детьми, вспоминал маму…
Маме когда-то давно он отправил откровенное письмо, где говорил о своих детских обидах, страхах, отверженности. О том, как не хватало ласковой мамы и ласки вообще… Через неделю после получения этого письма мама скоропостижно скончалась от перитонита…
Мне хотелось его усыновить, этого седого пятидесятилетнего мальчика, такой кровной нежности у меня не вызывал никто…
* * *
