Он — не девочка, но шарик этот рвет из рук, рвет, уносит, и поделать ничего нельзя…
Всегда она была его девочкой, его женщиной, с самой юности.
Теперь они женаты двадцать лет, а он все так же влюблен, нет, гораздо сильнее.
Она — вещь в себе.
Там, где она обитает, где вдыхает свои миражи, пока не живет никто.
Это место необитаемо и вместе с тем тесно от смутных чаяний других.
Все эти годы он почти не сомневался в том, что любим.
Как сомневаться, если с тобой нежны?
Если заботятся, предугадывают желания?
Если готовят то, что любишь?
Если трогательно нежны с твоей мамой?
Если дарят подарки, измеряют давление, следят, чтобы с собой всегда были ампулы с долаком на случай почечной колики.
Не говоря уже о щедрых приношениях ее женственности на вожделеющий алтарь его мужественности…
Он почти не сомневался, что любим. И все же… все же этот синий шар праздника всегда легонько вырывало из рук.
Этим вечером он повел Лику новым маршрутом. По маленькому бульвару, мимо канадского консульства, по мокрой тротуарной плитке, залепленной желтыми кленовыми звездами как попало, в смятенном порыве деревьев к эксгибиционизму ноября…
Где сейчас летала Лика, вплетя свои пальчики притертым за двадцать лет узором в его ладонь, не знал, как всегда.
Шагал ей в такт, вспоминал, как лет пять назад попал в Тольятти в больницу с вечными камнями в почках.
Боли были такие, что после приступов еле дышал. Привычные ко всему врачи не особо обращали внимание на его корчи. Посылали в процедурную уколоть обычное — ношпу/баралгин.
А его уже не брало это, камень шел стремительно, и приступы были жестокими и частыми.
Привычно убедившись в недейственности анальгетиков, дежурный доктор нехотя вызывал сестру с чем-то наркотическим. Та, не торопясь, приходила, заполняла форму на укол — а как же, наркотики на учете, — потом вяло вскрывала ампулу, набирала шприц, долго мазала место укола, больно вдвигала иглу в измученную мышцу…
Невозмутимый профессионализм. А его уже рвало от боли…
На второй день сволочной больничной муки приступ случился при Лике. В этой гадской больнице врачей было не сыскать. А вызвать медсестру с наркотиком мог только врач.
Лика, яростная девочка, обежав весь этаж, рванулась в святая святых — комнату отдыха врачей. Распахнув дверь, отчетливо прошипела: «Если с ним что-то случится, я взорву вашу больницу».
Холеного доктора подкинуло с кожаного дивана. Что-то забормотал, схватил трубку, бросил какой-то отрывистый шифр.
