Благодаря современной индустрии очень просто перепутать покупательную способность с правом на отсрочку смерти. Без пересадки отказ органа означает верную гибель. Но вместо того чтобы смириться с неизбежностью, отправиться в хоспис и подготовить близких к уходу, мы покупаем на легальных или нелегальных рынках надежду прожить подольше. Сейчас, когда я пишу эти строки, женщина, не способная зачать по медицинским причинам, может выбирать между усыновлением и различными возможностями заиметь биологическое потомство, предоставляемыми современной медициной.
Если мы хотим жить в мире, где человеческие жизни бесценны и в некоторых отношениях равны, то рынок не может определять, что одни люди имеют права на тела других. Даже лучшие системы донорства тканей на каком-то этапе дают сбой и могут быть захвачены преступными элементами. Даже если большую часть времени эксплуатации людей не происходит, совершающиеся преступления настолько серьезны, что подрывают веру в благо всей системы для общества в целом.
Современные мировые красные рынки держатся на представлении о том, что существуют этичные способы создания коммерческой системы обмена человеческими тканями, помимо альтруистических пожертвований. Однако недостаток альтруизма во всем мире угрожает жизнеспособности всей системы. Когда предложение уменьшается, преступные элементы ищут незаконные способы его увеличить.
Одно из средств борьбы с лицемерием – запрет любой оплаты человеческих органов и тел. Сюда нужно отнести и запрет платить за работу врачам, компаниям по поставке органов, медицинским перевозчикам и всем, кто вообще имеет какое-то отношение к этой отрасли. Это, разумеется, усилит позиции черного рынка, и индустрия уйдет в тень, а предложение одновременно сильно сократится.
Или же мы можем отказаться от представления о врожденном человеческом равенстве и принять тот факт, что тело – такой же товар, как и любой другой. Переход к рынку будет означать отношение к людям как к товару и принятие врожденной несправедливости: одни всегда будут поставщиками плоти, другие – ее покупателями. В этом варианте можно будет победить худшие злоупотребления при сборе человеческих тканей и, возможно, даже преступных посредников. Однако представьте себе, что потеряет наше общество, если мы формально признаем существование двух этих классов людей?
Честно говоря, оба варианта решения не особенно привлекательны. Мы не хотим допустить открытой торговли человеческими органами, но вместе с тем не хотим и терять возможности продлить себе жизнь. Иными словами, и рыбку съесть, и косточкой не подавиться.
