Прошли недолгие минуты, и горизонт очистился. Пыль улеглась, лишь кое-где поле, как и на самой высоте, еще дымило.
Со всех сторон, оживая и торжествующе уплотняясь, наплывала тишина.
И Василий вдруг подумал, что этим все кончилось.
Все, все то, что началось с рассветом и длилось до этого немыслимо тяжелого послеполуденного часа.
Уверенный в своем предположении, Василий легко выпрыгнул из окопа и широко зашагал от церковной ограды вниз, к подбитым немецким танкам. Он и не предполагал, что удивит этим всех там, на высоте, и что по возвращении прочтет слова укоризны даже в глазах артиллерийского капитана.
И он шел в глубь поля все размашистее, пока не оказался наконец лицом к лицу с перечеркнутой черно-белым крестом приземистой башенкой ближнего танка.
Василий неторопливо, со всех сторон осмотрел неподвижную, еще не остывшую машину и направился ко второй. И не сразу понял, что металлический щелчок, тут же преобразившийся в слабый всплеск на гребешке развороченного гусеницами песка, был ударом пули о броню. Рикошетом она прошла у самых его ног.
Выстрел из-под танка?..
Или — из танка?..
Из первого или из второго?..
Судя по всплеску песка, ни то, ни другое. Скорее — боковой.
Требовалось мгновенное решение. Упредить следующий выстрел… Иначе…
Василий быстро обернулся и… увидел стрелявшего. Увидел на какое-то мгновение, в каких-то пятнадцати шагах от второго танка: в густом сплетении покореженной ржи — чумазое от копоти и крови лицо… Два крупных белых пятна злобно расширенных глаз.
Раненый фашистский солдат!..
Василий замер, подчинившись этой гипнотизирующей ненависти, но тут же, скорее инстинктивно, чем осознанно, сделал пружинистый шаг в сторону. Рука потянулась за пистолетом.
Теперь Василий видел немца всего: тот лежал во ржи животом вниз и, приподнявшись на левой руке, правой пытался снова взять автомат на изготовку. Но силы его, видимо, кончались, их едва хватало на эти судорожные попытки справиться с автоматом.
Василий поднял пистолет, но выстрелить не успел: рука немца подкосилась, и он, неуклюже подвернув голову, мертво ткнулся в землю.
Белые пятна пропали.
Словно бы вмиг потухли.
Так, подумалось Василию, пропадает в зарослях нацеленная застылость змеиного взгляда.
Но, возвращаясь на высотку, к пулеметным гнездам взвода, Василий все еще видел перед собой два не по-предсмертному свирепых зрачка. Ему казалось, что в такт его шагам зрачки качались и плыли впереди него. И были они подобны тем болезненным пятнам, которые остаются перед глазами после того, как в упор посмотришь на что-либо неприятно слепящее…
