А может, слова не находились из-за старика Аввакумова?..
…Я не заметил, как начал перебирать памятью и этот рассказ отца.
Сабиров В. Р., 1924 г. рожд…
Паршуков Нил Миронович, 1…4 г. рожд…
Султанов К., 1895 г. рожд…
Березин П. М., 1902 г. рожд…
Менаков М. И., 1897 г. рожд…
Высохший, с длинным белым пухом на голове, с вытянутым морщинистым лицом, Аввакумов был самым старшим и самым давним больным. И сколько помнил отец, старик почти не расставался с книгой. Читал он молча, лежа на боку и подперев голову рукой. Под его видавшими виды очками было темно, черная роговая оправа делала стекла непроницаемыми, и отцу часто сдавалось, что у Аввакумова под очками нету глаз, что провально зияют там одни глубокие пустые глазницы. Лишь когда белая голова отрывалась от книги и стекла, сбросив власть оправы, прояснялись, за ними и обнаруживались крупные белые полушария, медлительные, но искристо-живые.
Подняв голову, Аввакумов — его звали все почему-то только по фамилии — долго смотрел на того, кто оказывался в эту минуту в поле его зрения, и вдруг протягивал книгу:
— Прочти-ка, душевный, вот это. — Длинным костлявым пальцем Аввакумов тыкал в то место на странице, где его же ногтем была сделана отметка. — Громко читай, — требовал Аввакумов.
Отцу, как соседу Аввакумова по койке, чаще других доводилось бывать в роли чтеца. И вот однажды он прочел (не помнил, в какой книге, но крепко зарубил в памяти несколько строк рядом с вмятиной от ногтя):
«Отцам только кажется, что они наставляют сыновей, делая их похожими на себя в намерениях и поступках. В действительности же сыновья владеют и умами и сердцами отцов».
— А ты говоришь, — с затаенной значительностью, глухо сказал Аввакумов.
— А кто тебе что говорил? — насмешливо спросил кто-то от противоположной стены.
Но Аввакумов не ответил. Взяв у отца книгу, он опять затих над ней, только лежал теперь не выпроставшись, а подтянув почти к груди длинные ноги. От этого он стал совсем маленьким, и контуры его высохшего тела под одеялом походили на вопросительный знак.
Отец понял, что невольно вырвавшееся у Аввакумова «А ты говоришь» имело определенный адрес. Видно, старик втайне, мысленно, с кем-то спорил и теперь, получив подтверждение своим мыслям в книге, механически выплеснул его наружу.
Но прочитанное в книге, то, что было отчеркнуто ногтем Аввакумова, навело отца на свои собственные размышления.
Всего три строчки, а были они как три железных скрипа внезапно отворившихся дверей.
