Только мы подъехали, как где-то во дворе поднялся ужасный переполох. Донас дернулся в сторону и заржал. Я, как не особенно опытная наездница, моментально выпала из седла и унизительно шмякнулась в пыль. Проведя моментальную оценку важности произошедших событий, Джейми ухватил за повод коня и представил мне шанс разобраться самостоятельно.
Когда я поднялась с земли, совсем рядом со мной оказалась стая собак, которые лаяли и рычали. От страха мне показалось, что на меня злобно скалится чуть ли ни десяток псов. Однако Джейми грозно закричал:
– Бран! Люк! Назад!
И собаки остановились в паре футов от меня. По-прежнему рыча, они стали бегать вокруг, хотя и менее уверенно. Джейми снова прикрикнул:
– А ну назад, язычники этакие!
После чего псы ретировались, причем самый крупный из них стал вопросительно повиливать хвостом – один раз, потом другой.
– Клэр, прими у меня коня. Донас их не подпустит, а псам нужен я. Двигайся медленно, они тебя не тронут.
Джейми говорил негромко, ровным голосом, стремясь успокоить и коня, и псов. Не ощущая в себе особой уверенности, я тихо-тихо подошла к Джейми. Как только повод попал мне в руки, Донас поднял голову и выпучил глаза, однако я совершенно не намеревалась мириться с его выходками, поэтому с силой потянула повод вниз и схватилась за недоуздок.
Толстые бархатистые губы поднялись, открыв зубы, но я дернула еще сильнее и посмотрела в огромный, отливающий золотом конский глаз.
– Попробуй, только попробуй! – пригрозила я. – Окажешься у псов на клыки, я и пальцем не шевельну, чтобы тебя спасти!
Между тем Джейми подходил к собакам, вытянув вперед сжатый кулак. Собак, как оказалось, был не десяток, а всего четыре: маленький рыжий терьер-крысолов, две пятнистые и лохматые пастушьи овчарки и огромное черное чудовище с рыжими подпалинами, подходящее на роль собаки Баскервилей.
Это очаровательное создание вытянуло шею, объемом больше, чем моя талия, и, истекая слюной, с опаской обнюхало протянутый кулак. Толстый, словно корабельный канат, хвост вилял туда-сюда все быстрее и быстрее. Наконец пес поднял громадную голову, залился радостным лаем и бросился на хозяина, уронив его прямо в дорожную пыль.
– «Но Одиссееву близость почувствовал он, шевельнулся, тронул хвостом и поджал в изъявлении радости уши»[8], – продекламировала я Донасу, но тот лишь презрительно фыркнул, выразив таким образом свое отношение и к Гомеру, и к невоспитанному выражению слишком бурных эмоций прямо на дороге.
