В этот момент в комнату за корзинкой с рукоделием вошла Дженни и потрясенно уставилась на нас.
– Что это ты тут делаешь, братец Джейми? – спросила она, вздернув одну бровь.
– Занимаюсь любовью с женой, – задыхаясь от смеха и движения, пробормотал он.
– Отыщи-ка для этого место получше, – посоветовала она, подняв и вторую бровь. – Тут того и гляди посадишь занозу в зад.
В Лаллиброхе жили спокойно и в то же время работяще. Поднимались засветло и сразу же приступали к делам. От восхода до заката хозяйство работало как часы, но после захода солнца завод у этих часов заканчивался, зубцы и шестеренки по очереди останавливались, выпадали из единого механизма и катились в темноте к трапезе и постели, чтобы утром, как по волшебству, вновь оказаться на своих местах.
Каждый человек, мужчина, женщина или ребенок, делали все, чтобы дела шли своим чередом, и я не представляла себе, как они обходились без хозяина столько лет. Сразу же задействовали не одного Джейми, но и меня. Я наконец осознала весь пыл, с которым шотландцы осуждали бездельников и лентяев; до этого – хотя, наверное, следует сказать «после этого» – все это я воспринимала лишь как причуду. Безделье считалось не столько показателем нравственного падения, но и нарушением естественного хода вещей.
Разумеется, случались и другие мгновения. Скоротечные часы, когда все вокруг замирало, а жизнь, казалось, попадала в промежуток между тьмой и светом, окружавшими ее одновременно.
Вечером то ли второго, то ли третьего дня после приезда в имение я радовалась именно таким минутам. Сидя на изгороди за домом, я любовалась пожелтелыми полями, деревьями, росшими вдали лощины, которые на фоне светло-серого, словно жемчуг, неба казались почти черными. Казалось, что все вокруг – и близкие, и дальние предметы – находятся на одном расстоянии: длинные тени от них постепенно исчезли в полумраке.
В холодном воздухе ощущалось дыхание зимы, я было решила, что пора вернуться в дом, но не хотела покидать мирную красоту вокруг. Пока Джейми не накинул на меня свой тяжелый плащ, я его не замечала. Только когда моих плеч коснулась теплая и толстая шерстяная ткань, я поняла, как же вокруг морозно.
Джейми обнял меня поверх плаща, и я, чуть дрожа, прижалась к нему спиной.
– Мне даже из окна было заметно, как ты трясешься, – сказал он, взяв мои ладони в свои. – Если не будешь беречься, простынешь.
– А ты?
Я повернулась и посмотрела на него. Несмотря на наступавший холод, похоже, в одной рубахе и в килте ему было вполне неплохо, лишь слегка покрасневший нос говорил о том, что на дворе не май месяц.
