– Думаю, – отвечал миссионер. – Если мои расчеты правильны и если Нгур не ошибается, то осталось часов пять, может быть, даже четыре часа ходу. Столько же нужно положить на поиски этого таинственного входа.
Он помедлил немного и, в свою очередь, спросил у Пьера:
– Ну, а каковы ваши планы?
– Не знаю. Дезертирство солдат спутало мне все карты. Прежние планы пришлось отбросить. Надеяться на то, что удастся вырвать Ванду силой, теперь не приходится.
Он резко повернулся к священнику:
– Вы имеете представление, сколько у нас оружия? Мой револьвер с дюжиной патронов, вот и все. Мерзавцы!.. Если бы они оставили хоть пару винтовок!
– Пользоваться ими все равно пришлось бы только вам одному, – ответил священник. – Я же по своему сану не имею права убивать. Мое единственное оружие… Впрочем, я не буду продолжать, а то получится что-то вроде проповеди, которая сейчас совсем не к месту. Возвратимся к моему вопросу: что вы думаете делать там?
Пьер глядел куда-то поверх головы отца Равена. Он грезил, вспоминая встречу с Вандой на пароходе, прогулки в лесу и особенно ту прогулку, когда один раз, единственный раз, Ванда поцеловала его.
– Я спрашиваю вас: что вы думаете там делать?
Пьер вернулся к действительности.
– Достигнув храма, мы будем выжидать случая, чтобы пробраться в него. Нужно будет запастись выдержкой и терпением. Придется, вероятно, некоторое время скрываться.
Миссионер согласился.
– Да. Это единственный путь. В таком виде намечалась и моя программа. Необходимо полнейшее спокойствие, крепость нервов. Малейший необдуманный шаг может лишить нас последней надежды на успех.
– За себя я ручаюсь, – ответил Пьер. – Я достаточно выдержанный человек и буду действовать только наверняка. К тому же я знаю…
Внезапно раздавшийся рев слонов помешал продолжению их беседы. Животные уже давно перестали есть и тянулись к глубине леса, откуда, по-видимому, доносились до них какие-то таинственные звуки. Вдруг, словно по сигналу, все они вместе начали рваться со своих привязей и огласили лес могучим ревом.
– Зовут, – сказал Нгур.
Но один из корнаков, боязливо покачав головой, заметил:
– Хуже. Отвечают.
Все замолкли, напряженно прислушиваясь к молчанию леса. Где-то далеко зарождались неясные смутные шорохи; постепенно усиливаясь, они переходили в гул, и вскоре можно было различить треск ломающихся ветвей, дрожь почвы и топот стада огромных животных, мчавшихся где-то по соседству.
Слоны продолжали бешено вырываться. Под напором Беокобомо громадное дерево, к которому он был привязан, трещало и готово было вот-вот повалиться.
