«Если форма может вполне соответствовать идее, − писал Потебня, − то, чтобы судить об этом, мы должны знать идею автора, что, безусловно, невозможно. Если же идея произведения в каждом понимающем другая, то полное соответствие образа и идеи невозможно».
Так, заключает Л.В. Чернец, обосновывалась многозначность образа (произведения) и естественного различного его понимания. Сам Потебня наглядно демонстрировал различное понимание пословиц, басен, притч.
Проблема диалога автора и читателя, которая Потебнёй была лишь поставлена, более подробно разрабатывалась и Д.Н. Овсяннико- Куликовским, а позже — достаточно своевольно и достаточно спорно — А.Г. Горнфельдом.
Последний поставил в 1912 г. задачу изучения «истории художе- ственного произведения после его создания». Его работы подготавливали современные направления литературоведения, историю читателя, функци- онирование и переосмысление произведений. Горнфельд является предше- ственником тех, кто, особенно на Западе, пропагандировал интерпретацию текста без пределов, без границ. Он приводил такой пример: «Чацкий, ко- торого создаёт Грибоедов, отличается от Чацкого, который живёт в совре- менном сознании, не меньше, чем желудь, из которого вырос огромный дуб». Действительно, художественное произведение, живя в веках, обога- щается смыслами, ассоциациями, которых не мог предполагать автор про- изведения. Поэтому до некоторой степени с примером Горнфельда согла- ситься можно, но все же его позиция неприемлема, так как он и его после- дователи совершенно не учитывали авторскую позицию.
Интерпретатор может спорить с писателем, может его дополнять, но он не должен игнорировать автора, приписывать ему то, чего тот не мог помыслить. (Кстати, один из смыслов известного тезиса Р. Барта о «смерти автора» выражает именно эту мысль.)
В целом психологическая школа трактовала художественное произве- дение как диалог автора и читателя. Потебня здесь близок к Гумбольдту (они сходно трактовали проблему говорения и понимания). Приоритет се- мантики перед формой объединяет двух учёных. Они видели в слове меха- низм, порождающий смысл. Потебня первым заговорил о знаковом харак- тере языка.
Внешняя форма для Потебни нераздельна с внутреннею, меняется вместе с нею и определяется ею. «Верная любовь как чистая вода». Здесь внешняя связь между словом и содержанием нарушена, считает он, но она осуществляется на уровне внутренней формы, благодаря которой создаётся новый целостный образ. Следовательно, внешняя форма подчиняется мыс- лью и образует новый смысл. То есть актуализируются различные аспекты объективного содержания, внутренней формы в зависимости от опыта, знаний субъекта. Потебня считает, что одно и то же художественное про-изведение, один и тот же образ различно действует на разных людей и на одно и то же лицо в разное время, точно так, как одно и то же слово каж- дым понимается иначе. Вот почему содержание, по его мнению, субъек- тивно. Но функционировать в «большом времени» могут далеко не все ху- дожественные образы, а только гибкие, с сильной внутренней формой, ко- торые «способны возбуждать самое разное содержание». Синтез внешней и внутренней форм и содержания обусловливают самостоятельную жизнь слова.
