Так понятая политика памяти трактуется как полисубъектная деятельность. Иначе говоря, субъекты политики памяти разнообразны, в их качестве может выступать любой политический актор. А.М. Пономарева относит к ним широкий спектр институтов, воспроизводящих национальную и / или этническую идентичность [Пономарева, с. 7]. Д.А. Аникин полагает, что мнемоническая деятельность политических акторов связана с естественным стремлением последних к легитимации существующего порядка или, наоборот, к его делегитимации [Аникин, с 77]. Однако важнейшим субъектом политики памяти остается государство. Исследователи исторической памяти обращаются к правовому регулированию меморативных и коммеморативных практик, показывая, как государство с помощью правовых средств охраняет тот или иной образ прошлого, оберегая памятники и способы празднования памятных дат. Такое управление символической репрезентацией Прошлого с помощью государственно-правовых средств имеет ярко выраженный символический характер. По мнению В.А. Ачкасова, политика памяти проводится с целью формирования национальной идентичности и является эффективным инструментом конструирования наций [Ачкасова]. Тем самым политика памяти переводится в разряд символической политики, связи которых хорошо прослеживаются в работах О.Ю. Малиновой [Малинова].
Ключевой работой для теории политики памяти является сборник статей 1983 г. под редакцией Э. Хобсбаума и Т. Рэнджера «Изобретение традиции» [The Invention…], в котором демонстрируется механизмы изобретения элитами традиций ради определенных политических целей. Легитимируя собственную власть, политические элиты формируют историческое сознание масс. Однако постепенно исследователи перестали связывать мнемоническую деятельность только с политическими элитами. Л.М. Нияковски определил политическую память как совокупность всех видов интенциональных действий политиков и чиновников, имеющих формальную легитимацию, целью которых является поддержание, вытеснение или переопределение тех или иных элементов коллективной памяти [Nijakowski]. Фактически речь идет о публичных символических действиях, направленных на то, чтобы события прошлого запоминались, забывались или репрезентировались.
Символизм политики памяти порождает научную проблему мифологизации и идеологизации исторического прошлого, которая рассматривается как в западных [Bell], так и в российских исследованиях [Линченко, Иванов]. В этих работах ставится вопрос о легитимных и нелегитимных формах использования прошлого, рассматриваются угрозы и риски тривиализации и банализации истории, которые возникают, когда историческая память становится объектом политической коммуникации [Козлов; Фадеева].
