Улицы почти пусты, редкие прохожие напоминают привидения. Сразу после Нового года вышел приказ Ройтерхольма, зачитанный с церковных кафедр: «О недопустимости роскоши». Только старики помнят нечто подобное. Кружева, вышивки, шелка, крашеные ткани — все запретить. Гордому шведскому риксдалеру не пристало уплывать из страны в карманах иностранных купцов. Переулки Города между мостами обесцветились.
Дураку ясно — у кого меньше всех, у того легче отобрать последнее. Яркие ленты, которыми служанки перевязывают волосы на свадьбу, их единственное приданое, исчезли; ленты заменили некрашеные льняные косынки с пятнами от щедро льющегося в это лето пота — такой орнамент роскошным уж никак не назовешь. Унаследованные несколькими поколениями ремесленников и подмастерьев парадные одежды, к несказанному удовольствию невиданно расплодившейся моли, лежат в сундуках. Записные франты, щеголявшие прежде яркими сюртуками и жилетами, не решаются надевать их при дневном свете, только в сумерках, — поговорка «ночью все кошки серы» оказалась вполне применима и для бледных северных ночей. Нарядные одежды носят только те, кто может себе позволить смотреть свысока на городских стражников. Город потерял всю свою хоть и не праздничную, но все же столичную роскошь — нынешние одеяния более всего напоминают серые тюремные робы.
В «Черной кошке» посетителей почти нет. Кардель уверенно показал воскресшему Винге стул со скамьями в углу. При этом преодолел некоторую заминку, вызванную недвусмысленным взглядом трактирщика: заплати-ка дружок, старые долги, прежде чем влезать в новые. Но, поразмыслив, тот все же принес по большой кружке разведенного до грани бесстыдства пива — лучше не связываться.
— Прошу прощения… — Винге выглядел смущенным. — Конечно, следовало постучать. Или, что еще более уместно, прийти попозже.
Он сделал несколько больших глотков, и Кардель сразу заметил, насколько благотворен эффект пива, пусть даже и разбавленного. Глаза Винге уже не блуждали, неестественно выпрямленная спина расслабилась, плечи опустились.
В кабаке не горела ни одна свеча. Яркий свет летнего дня еле пробивался через покрытые многомесячным слоем городской пыли окна.
— Хватит об этом… Но клянусь: при таком освещении… не отличить. Я даже думал…
