— Эта татуировка была для девушки?
— Вроде того, — кивает.
— Это с ней вы разломали кровать?
— С ней, — выражение его лица перестаёт быть игривым. Чем оно серьёзнее, тем пронзительнее печёт в моей груди.
— Кто она?
— Первая любовь, Викки. Чаще всего, это самый неуклюжий отпечаток на твоём сердце.
— Дженна? — выдыхаю.
Он тут же вскидывается, словно его ударили, и, всматриваясь в глаза, отрезает:
— Почему сразу Дженна?!
И тут же напоминает:
— Дженна для меня только друг и компаньон.
К «не Дженне» мой интерес не так беспощаден, однако он есть:
— Расскажи, что случилось.
— Она переспала с другим парнем. После этого мы расстались.
— Само собой… — соглашаюсь. — Но, как же так? Как можно так?
— С её слов, вроде как, по пьяни, по дурости. Это случилось в День её рождения: я работал, ребята отмечали. Так вышло, глупо и бестолково — так она сказала. Но, думаю, просто щадила моё самолюбие.
— Она сама призналась?
— Сама. Потому что знала: рано или поздно донесут другие, и я всё закончу, без вариантов. Измены нельзя прощать: это предательство, нож в спину, вылетевший из самого безопасного места, оттуда, откуда не ждёшь, поэтому беззащитен.
— Почему ящерица?
— Она говорила, что цвет моих глаз напоминает ей это животное.
— Странно, что ты не вывел тату сразу, как вы расстались. Неприятное напоминание.
— Не хотел выглядеть ещё смешнее: глупо разрисовывать себя из-за женщины, а потом всё стирать из-за неё же.
Последняя фраза удивляет и бьёт одновременно:
— Из-за женщины? — машинально уточняю.
— Недостойной. Женщины бывают достойными, и нет. Так вот достойной можно и нужно отдавать всё, а недостойные должны проходить мимо и бесследно.
— Для тебя она оказалась недостойной, а для своего парня, наверное, той самой. Просто ты был не её человек.
— Я был её человек. Просто ей не хватило ума ценить то, что бесценно.
Он сделал мне больно этими словами, и даже не заметил, не понял, как сильно мне хотелось верить в свою уникальность, в предназначенность его для меня, меня для него.
— А я, чей человек я? — тихо спрашиваю.
И до него доходит. Он молчит слишком долго — думает, затем выдаёт:
— Викки, у нас всё будет хорошо. Я уверен в этом.
Стало ли легче? Не очень. Мысль, что любить меня так, как когда-то он любил девушку, созданную для него, но предавшую, он больше не будет, съедала. Но не настолько, чтобы встать, развернуться и уйти в закат.
