. Хотя бы просто обнять.
Мел рыдала, потому что её старания не увенчались успехом, а мне было настолько плохо, что даже не стыдно. Я просто свалил к Рону и жил оставшиеся четыре дня у него, хоть и ненавидел его алкоголичку мать, неоднократно предлагавшую себя в качестве утешения. А я никогда не был ненасытным потребителем женских тел, мне всегда хватало одной, а когда узнал, что такое любить, понял, что я, наверное, моногамен. Поэтому сейчас, когда Ева пытается докопаться до сути, моя миссия — поберечь её и без того израненное сердце, ведь эта неприглядная правда никому не нужна и в первую очередь ей. Ведь повзрослевший я не просто храню верность своей женщине, теперь мне хорошо известна цена предательства. Мир и покой в моей семье, всегда счастливые глаза жены и детей — вот мои ориентиры, цели и достижения. Я не изменник, теперь это знаю. А юность — она полна шишек, царапин и порезов, и хорошо бы, если б они были только в ней. В сравнении с остальными событиями нашей жизни та моя оплошность в гостеприимной постели Мел уже не имеет никакого значения. Важно только одно:
— Ты единственная, Ева. Других больше нет, и никогда не будет. Просто почувствуй меня! Пожалуйста!
— Я чувствую, — шепчет.
Внезапно меняет тему, а в голосе боль:
— Ты сказал тогда, что я скатилась в неполноценность.
И самое дикое то, что я не помню, когда именно такое выдал.
— Не знаю, что было хуже: твои слова или холодность и отрешённость. Ты хладнокровно отказался от меня.
Боже! Теперь, кажется, понял:
— Ева… — пытаюсь начать, — Ева…
Я закрываю на мгновение глаза и прижимаю к ним пальцы. Мне сложно пережить этот момент, сердце опять захлёбывается отсутствием ритма, и хотя я хорошо понимаю, чем это опасно для меня, поблажек выдавать себе не намерен:
— Ева, — снова начинаю, — я ведь тогда собственной рукой вырвал себе сердце, и это было больнее, чем признание родителей.
— Разве? — не верит. — Ты выглядел так уверенно в своих хлопотах о благополучии жены и запланированного ребёнка.
— Выглядел. Этому навыку с годами учишься. Я дважды принял решение, и оба раза был уверен в его неоспоримой правильности. Твоя болезнь заставила усомниться, и одно это маленькое сомнение завалило всё строение. А наше уединение в родительском доме выявило и доказало истину: я жил во лжи и фальши, заменил истинные ценности муляжами. Играя роль примерного семьянина, потерял себя, свою личность. Ева… несмотря на весь ужас причины, по которой мы оказались один на один в четырёх стенах, я почувствовал привкус счастья во рту. В любой момент я мог вернуться к привычной жизни, быть тем, кем успел стать, но в первый же наш день вместе понял, что не сделаю этого. Какой дурак променяет счастье на карьеру? Я наблюдал за тем, как ты завариваешь для меня зелёный чай и млел. Ты заходила проверить, не дует ли из моего окна, и я слушал в темноте твоё дыхание. Моё счастье ходило перед глазами, только руку протяни и сможешь дотронуться. Я понял, что карьеры не будет. И хотя ты заболела, даже больная делала меня счастливым.
