Впрочем, именно в этот момент, вероятно, впервые возникло и расхождение между создававшимися и публиковавшимися визуальными произведениями, посвященными теме физических ран и увечий. В конце 1950‐х годов были созданы и продемонстрированы публике два значимых скульптурных произведения, изображавшие советского человека с ограниченными возможностями: «Инвалид» («Человек с протезом») Эрнста Неизвестного (1957) и «Люди, будьте бдительны!» Дмитрия Шаховского (1958). Тем не менее эти работы не попали на страницы ни профессиональной, ни популярной прессы того времени, несмотря на то обстоятельство, что данные произведения, похоже, были первыми визуальными изображениями советских людей, потерявших конечности во время Великой Отечественной войны. После 1955 года Неизвестный создал цикл работ, озаглавленный «Война это…», в котором открыто поднимал темы, связанные со смертью и инвалидностью, — скульптор исходил из собственного опыта, когда он был признан погибшим на немецкой стороне линии фронта. Хотя его скульптуры «Солдат, пронзаемый штыком» (1955) и «Мертвый солдат» (1957) были образцами авангардистского стиля, который в дальнейшем создаст Неизвестному множество неприятностей, его «Инвалид», изображающий человека без обеих ног, который протягивает руку, чтобы прикоснуться к лежащему перед ним протезу, был более реалистичным по своему исполнению. Тело человека здесь напоминает эллинистический Бельведерский торс I века до н. э. — скульптуру, лишившуюся ног из‐за превратностей времени. Однако на скульптуре Неизвестного увечья телу нанесла война.
Бельведерский торс считается изображением умершего Геракла: «его и теперь прекрасное тело очищено от признаков жестокой борьбы, в которой он реализовал свою героическую натуру» [256], — точно так же у Неизвестного поединок с инвалидностью превращает мужчину в фигуру масштаба Геракла. Влиятельный историк искусства Джон Бергер в своем очерке 1969 года, посвященном творчеству Неизвестного, назвал «Инвалида» неудачным произведением, хотя в то же время Бергер признавал замысел скульптора — представить «этого изуродованного мужчину как Прометея, потому что он жив; его увечья дополняют этот прометеевский характер, позволяя ему продемонстрировать масштаб способности человека [кто-то, возможно, уточнит — советского человека] к адаптации и силу воли к жизни» [257]. Аналогичным образом Альберт Леонг в своей более поздней биографии скульптора делает вывод, что «его герои обладают могучей мужественностью… Как можно заметить по работам цикла „Война это…“, даже изображенные на них безногие и пронзенные штыком люди остаются богатырями, демонстрирующими силу воли и мощь сопротивления перед лицом смерти и увечья» [258].
