Сразу за баррикадой коридор резко расширяется… И вдруг мы выходим в небольшой прямоугольный зал. Единственный изо всех помещений – с высоким потолком. А на своде тщательно вырезано изображение улыбающегося льва. Лев прилег отдохнуть, положил голову на лапы, обвернулся хвостом, всем доволен и потому улыбается. Широкие низкие ступени у входа, будто каменные лавки в античных цирках и амфитеатрах. На стены яркими красками – ничего не выцвело, будто зал расписан вчера! – нанесены картины. На двух длинных стенах разворачиваются шествия: босых женщин в белых струящихся одеяниях, едва прикрывающих грудь, и с цветами – в одну сторону, мужчин в передниках и с булавами – в другую. Цветы… здешние жители сохранили память о цветах Земли, но все цветы мира слились для них в нечто яркое, обобщенно прекрасное, с огромными лепестками. На одной короткой стене – царь, натягивающий лук. Кажется, я его знаю. Это Гильгамеш, отец Маворса. Да? Ольга когда-то рассказывала мне… А на второй короткой стене тот самый царь Маддан-Дорт, сидящий в кресле, что был на уровне Империи. Только здесь он стоит и держит в руке копье. Все свежо, графично, насыщено звонкими красками без полутонов и переходов.
«Трудно поверить… В это трудно поверить! Немыслимо. Вот оно как…» – бубнит себе под нос Браннер.
«Да что такое?» – резко поворачивается к нему наша утёсоподобная фемина. Кажется, она немного грубовата. Но раз пошла за мной, то человек, несомненно, хороший и милый. Просто чуть-чуть не хватает культуры.
«Это зал для дискуссий, – отвечает Браннер. – Поверить не могу! Последняя горсть имперских жителей бункера “Берроуз”, последний царь, последние надежды, беспощадный враг у ворот. А они захотели сохранить хотя бы частичку своей утонченной культуры в условиях безжалостной войны на уничтожение! В залах для дискуссий люди собирались, чтобы обсудить спорные вопросы философии, богословия и поэзии. О чем они думали, о чем они дискутировали в закатные дни свои?! Невероятно! Неверо…»
Тут наша добрая знакомая положила ему руку на грудь и сказала: «Всё. Потом про философию. Кот, видишь, встал, не трюхает больше. Мы на месте, так?»
Что ей сказать? Что я еще не совсем разобрался, а она уже вынесла решение? И надо бы не торопясь подумать? Мы как-то уж очень скоропалительно действуем, я несколько не успеваю за потоком событий… Говорю: «Очевидно, да».
Она ставит на пол и включает свой мощный светильник.
Тогда Браннер, указывая на баррикаду, утопающую в пыли, песке, каменной крошке, сообщает: «Сеньора, информирую как честный союзник и в некотором роде специалист… У нас тот самый редкий случай, когда вам стоит поработать своим… э-э-э… прибором, и подобного рода поиск может оказаться небесполезным». – «Что?» – «Там дрались и могли обронить хабар. Металлические артефакты, сеньора». – «А».
