Без марсоходов, стало быть, сможем добраться, налегке. Особенно если технику побросать.
– Не думай, Улле, что ты до хрена понимаешь. Для тебя же лучше не думать вот так… да и вообще не особенно размышлять. Делай, что я говорю, тогда будешь жив и с хабаром.
– Да, Призрак.
Вдруг Крис от меня отворачивается и резко включает общую связь. Ну и я, Су, включаю. Слышу стоны-охи, вижу, что и другие то же самое слышат, поворачиваются, глядят друг на друга – кто заохал-то в голос? И по какой причине?
И тут Маг указывает на коридор, куда этот резкий парень ушел девчонку свою вызволять. Оттуда – свет фонаря, только не ровно покачивающийся, как всегда бывает, Су, когда человек просто идет и идет себе без проблем, нет, Су, другой: дергающийся вверх-вниз и даже уходящий рывками куда-то вбок.
А потом парень вываливается из коридора в зал и на колени падает. Сопит, хрипит, стонет. Вот же! Да неужели?!
– Крис, – говорю, – лучше к нему пока не подходить. От греха!
И рукой машу ему, мол, дело непростое. А Призрак всем остальным командует:
– Не приближаться! Один Улле.
Подхожу, но не вплотную.
А парень бормочет:
– Упал там… совсем недалеко… Чуть-чуть скафандр порвал, самую малость… Дырочка ерундовая… Но… Я наложил ленту… быстро… Но… Что ж мне так тяжело? Дышать трудно… Зрение… Почти не вижу… И… ослаб. Помогите.
– Сынок, голову подними.
– А?
Поднял он голову и тут же опустил. Шлем трет вакуумными перчатками, больно глазам его от света моего фонаря. Но мне секунды хватило, Су, одной секунды хватило…
Лицо ему раздуло, веки страшные, как у боксера, когда ему на ринге оба глаза подобьют. Не глаза – щели. Всё в поту. Говорит со свистами, с хрипами.
– Со мной… какой-то… несчастный случай….
– Сынок… Это для группы твоя беда – несчастный случай. А для тебя самого это катастрофа.
– Почему? Скафандр я подлатал. Какая-то мелкая хворь… лихорадка…
Тут он надолго закашлялся, в глотке у него забулькала мокредь, от муки бедняга аж на четвереньки встал.
– Потому что ты не жилец, сынок. Прости, вот так оно вышло.
Прости и ты, Су, нефритовая кошка моя, искра жизни в темноте судьбы моей, Су, прости меня, что я о таком тебе рассказываю. Твои глаза не должны такого видеть. Никогда. Даже мысли твои не должны такого касаться. Потому что ты луг цветущий, а рядом со мной смерть стоит, и как я смерть пущу на твой луг?
И вдруг парень заговорил:
– Я хотел… как… отец…
И опять в кашель ударился.
– Отец твой, говорят, дельный был человек. Алекс Бубер… о нем когда-то много говорили, хвалили, мол, башковитый… Ты хотел быть похожим на него?
