Вот она улыбается ему, когда они сидят за обеденным столом друг напротив друга, и Карла рассказывает Чезаре что‑то о Лучиезо, Тинторетто, Микеланджело, объясняя детали техник живописи, о которых ему не было известно, а Чезаре дополняет ее искусствоведческие знания историческими фактами, и они увлеченно дискутируют на эти темы.
А вот Карла свободно распускает волосы по плечам, когда они едут по автостраде на виллу в Лацио, предвкушая удовольствие провести там вместе несколько праздных, безмятежных, спокойных дней и чувственных, наполненных страстью ночей…
Одно воспоминание за другим. У него ничего не осталось, кроме воспоминаний. Отныне и навсегда – на всю оставшуюся жизнь.
Усилием воли Чезаре направил свои мысли за океан. Туда, где находилась женщина, которая должна была стать его женой. Женщина, подходящая Чезаре во всех отношениях. Но образ Франчески почему‑то не возникал, не вызывался силой его воображения. Вместо него мысленным взором Чезаре видел темные волосы Карлы, ее фиалкового цвета глаза, прекрасный чувственный рот, способный и улыбаться, и целоваться, и судорожно хватать воздух, когда она задыхалась от страсти на пике экстаза.
Чезаре откинулся на спинку кресла. Карла была совсем неподалеку, на расстоянии всего‑то одной‑двух миль. Сколько раз он пешком ходил к ней домой в те полгода, что они были вместе! Сколько раз его руки ложились ей на плечи, чтобы заключить ее в объятия и, склонившись, коснуться ртом ее разомкнутых ему навстречу губ. Ах, Карла… Всего лишь дюжина крыш отделяет их друг от друга.
Карла, которую он отверг, чтобы исполнить долг перед своим древним родом. Долг, налагаемый традициями знаменитой династии. Карла, которая никогда не могла бы стать для него чем‑то большим, чем была. Карла, которая собиралась выйти замуж за мужчину, ничего для нее не значившего…
Рот Чезаре скривился при мысли, что он лгал. Лгал самому себе, лгал Франческе, говоря, что рад за Карлу и желает ей всяческого благополучия.
Все было ложью. Попыткой спрятаться от понимания того, почему Карла пошла на этот шаг.
Она сделала это, чтобы наказать меня за то, как я обошелся с ней, – внезапно отверг, выбросил из своей жизни.
В этом все дело, лишь только в этом.
Чезаре охватило душевное волнение, настойчиво побуждающее его покинуть квартиру и направиться… Пункт назначения был ему хорошо известен.
Карла пошатнулась. Болью отозвалось не только тело, но и душа. Двадцать четыре часа… Неужели прошло только двадцать четыре часа с того момента, как она впала в благословенное забытье, которое стерло в ней весь ужас предыдущего дня? Она сжала руки в кулаки, чувствуя, как ее покрытые лаком ногти впиваются в ладони. Ну и пусть, пусть ей будет больно. Она заслужила это своим идиотским, недостойным поступком.
