— Не знаю, — честно сказал я. — Но мы, по крайней мере, опять вышли на старт, как в девяносто первом, и начинаем с чистого листа. Я, признаться, ждал сценария похуже…
— Да-а-а, — протянул Каховский. — Когда он отбросил коньки, это была такая радость невероятная, как будто вся страна долго-долго задерживала дыхание, а потом выдохнула. Я сразу же прилетел в Россию и сам все увидел, своими глазами… Наш Паша Лысый так долго вкручивал, что он — навсегда, что даже соратнички не ожидали такой внезапности и не успели с планом «А», который у них наверняка был. Вот и пришлось им включать план «Б» — разбегаться кто куда… Лев Ильич, между прочим, буквально за неделю до аварии приходил в наш архив — искал нужные документы. Вам же известно, что он писал книжку о Славной Революции 4 декабря — почему она победила так быстро и без проблем?
— Ну, разумеется. — Я понадеялся, что Каховский не увидит замешательства на моем лице.
Хотя язык у Левки был подвешен отменно, привычки переносить слова на бумагу или какой-то другой носитель он не имел. Всё, что было длиннее текста поздравительной открытки, казалось ему скукой смертной. Даже выпускное сочинение в школе ему писал сосед по парте. Ни Юрий Борисович, ни кто-либо из нашей троицы не заикались мне о его грядущей книге. Или братец хранил секрет от всех, или… или он водил за нос директора исторического музея. Для чего, неясно. Чтобы быстрее выйти из зоны вранья, я поспешил сменить тему — точнее, перейти, наконец, к делу, ради которого приехал на Охотный ряд.
— Как раз про день аварии и хочу с вами поговорить… Можно мне тоже календарик? И ручку. — Я дождался, пока картонный прямоугольник ляжет в мою ладонь, выбрал из июньских чисел одно и обвел кружочком. — Недавно я говорил с Болеславом Потоцким. Он мне сказал, что в день, когда брат погиб, у «Фармако» был юбилей и Льва Ильича тоже приглашали. Но он сказал, что в тот день у него уже встреча с вами. Вы успели увидеться?
— А как же! Он заехал ко мне домой. Вот только… — Директор музея взял мой календарик и обвел соседнюю цифру. — Это был не день аварии, а предыдущий. У меня тоже была дата: пять лет, как я откинулся с зоны. По этому поводу мы и собирались. Лев Ильич, помню, жаловался, что не может выпить ничего крепче «Пепси», потому что за рулем.
— И вы с ним тогда не договаривались о встрече на завтра?
— Вроде бы нет. — Каховский снял очки и задумчиво потер переносицу. — Я, понятно, принял на грудь, но не настолько, чтобы забыть о таком… Однако вы на всякий случай уточните у его подруги — может, она что-то слышала? Они же вместе приезжали…
