Хотя, если вдуматься, не все из набора его мыслей такая уж ахинея. Конечно, в запальчивости Николаев наболтал много лишнего, но, если быть до конца откровенным, он, Громобоев, кое с чем, пожалуй, согласен. В самом деле, некоторые спортсмены утратили скромность и донельзя распоясались. Квартиру ему, видите ли, дай вне очереди и без оглядки на действующие нормы. И машину в личное пользование тоже вне очереди. И бесплатную путевку на курорт. Вот потому и выходит, что иной раз квартира, «Жигули» и путевка достаются не трудовому человеку, а наглецу, который нигде, никогда и ничего не желает получать на общих основаниях. Что же касается рассуждений Николаева о морально-нравственной ущербности Мордасовых, то под ними он, Громобоев, готов расписаться обеими руками. Ведь всем нам отнюдь не безразлично, что у кого за душой. Поэтому успешное продвижение человека в спорте должно определяться не только крепостью мышц и игровыми навыками. А неуемные восторги по поводу «мужества отчаянных парней» — это, извините, форменный бред. Тут Николаев, если хотите, попал в самую точку, ибо многие отчаянные парни с одной извилиной в заплесневевших мозгах настолько привыкают к силовой борьбе, что, кроме льда, ведут ее в любой обстановке. И не с соперниками в защитных шлемах и масках, а с теми наивными идеалистами, которых мы бережно растим в школах, десять лет подряд приучая их к мысли, что человек человеку друг, товарищ и брат. А такая харя, как Пашка Мордасов, столкнет их себе под ноги, даже глазом не моргнув. Ничуть не лучше сложится судьба подростка, если такой медный лоб станет его кумиром, идолом или просто примером для подражания. К сожалению, редкий мальчишка с детства стремится быть похожим на Эйнштейна, Келдыша или, скажем, Курчатова. Это не так уж романтично. Другое дело, когда стереотип поведения вырабатывается с оглядкой на экранного или стадионного кумира. Тут, по их мнению, романтики хоть отбавляй. А дети любознательны и пытливы. Они так или иначе разузнают все о том, кто их интересует, и слепо копируют как хорошее, так и плохое. Что же получится, если в их сердцах вместо гуманности разовьется жестокость, вместо бескорыстия — алчность, а вместо чувства долга — циничное равнодушие? Кому будем передавать эстафету?
А вообще-то говорить с Николаевым куда как трудно: если с ним соглашаться, он вроде ничего, терпимый, а стоит легонько возразить, как он начинает трястись, дергать головой и его речь становится нечленораздельной. Один Дмитрий Константинович делает вид, будто ничего не произошло, и по-прежнему приветлив с Николаевым, а остальные либо чураются его, либо держатся на приличной дистанции. Так Николаев постепенно превратился в отчужденного, желчного и жалкого неврастеника. И в таком незавидном состоянии стал представлять определенный интерес для Фесенко.
