Горошкин окутался плотным облаком дыма и недоуменно пожал плечами. Ситуация непростая, и он вовсе не расположен брать на себя инициативу. Чтобы потом сказали, что Горошкин, мол, предложил, а мы только поддержали? Нет уж, поглупее кого пусть поищут, а он, Иван Тихонович Горошкин, лучше до поры помолчит. Как это называется у велосипедистов, когда они на месте выдрючиваются после старта, желая перехитрить друг дружку? Сюрпляс вроде бы? Ага, именно так и называется. Между прочим, очень дальновидная тактика, всем ответственным лицам стоит позаимствовать.
— Хватит церемониться с Николаевым! — безапелляционно заявила Канаева, пуская облако пудры в сторону от собеседников и энергично проводя пуховкой по носу. — Увольняйте его, и делу конец. Если он безнаказанно набил морду Фесенке, то завтра любому из нас запросто влепит затрещину. Что, не так?
— И глазом не моргнет! — поддакнул Горошкин.
— Видели, как он сегодня с нами разговаривал? Не знаю, как вам, а мне моментами боязно было, — призналась Канаева. — Особенно когда он руками замахал, истошно крича, что мы слепые. А сам белками так и сверкает. Жуть! Заметил, Иван Тихонович?
Тем временем Горошкин догрызал ноготь на указательном пальце. С перерывами он занимался этим делом уже часа полтора, однако ноготь упорно не давался.
— Как такое не заметить, — ворчливо отозвался он, с недовольством косясь на палец. — Николаев много о себе мнит, зрячим только себя числит да еще самого Воронина. А мы для него — второй сорт.
— Вот ты говоришь — выгнать, — вмешался Громобоев, обращаясь к Канаевой. — А как? Ведь он всего-навсего старший инженер. Мы, администрация, не вправе увольнять Николаева без санкции профсоюза. Это, надо полагать, тебе известно?
Канаева молча кивнула.
— Чего же тогда чепуху мелешь? — в упор спросил Громобоев.
Канаева вновь начала задыхаться, и ее грудь заходила ходуном.
— Будет много больше толку, если вы меня спокойно дослушаете, — с обидой сказала она. — Я хочу…
— Прежде чем хотеть, ты, Луиза Васильевна, созови у себя комиссию по трудовым спорам, а затем постройком и вынеси-ка решение об увольнении Николаева по статье, — оборвал ее Громобоев. — А уж потом можешь поведать о своих желаниях.
— Так не пойдет! — Канаева щелкнула пудреницей и убрала ее в сумку. — Постройком не даст согласия на увольнение инвалида.
— Интересно девки пляшут по четыре штуки в ряд, — издевательски пропел Громобоев и дважды подернул носом.
— Дослушайте меня, Ярополк Семенович, — требовательно сказала Канаева. — Еще раз вызовите к себе Николаева и с глазу на глаз заявите, что, дескать, хулиганские выходки вам поперек горла и что наши люди больше не желают работать с ним. И вы в том числе. Долго, дескать, терпели, а сейчас терпенье лопнуло. И чистый листок бумажки протяните, чтобы заявление об уходе по собственному желанию он написал тут же, при вас. Он такой себялюбивый, что как заведется, так и не остановится.
