Каждый новый день приносил множество сообщений – пороховой погреб Европы взлетел на воздух. Мои сообщения в Америку порой достигали двух тысяч слов. Все происходившее в центральной Европе нагнало на западные страны и Америку ужас.
В то время, как на итальянском фронте шла подготовка к решающему сражению, центр военных действий передвинулся на север.
Я поручил Марго руководство нашим бюро в Вене и вылетел с Биннеем в Берлин. Со времени вторжения в Силезию Германия дважды, хоть и не особенно решительно, протестовала против нарушения ее нейтралитета.
Лондонская и парижская пресса откровенно сообщала, что между германским правительством и Караханом существует тайный договор, предусматривающий пропуск красных армий через Германию.
Берлинская пресса категорически запротестовала против этого обвинения и переложила всю ответственность за происходящее на Францию и Англию, лишивших по Версальскому договору Германию какой бы то ни было возможности сопротивляться.
В полночь мы снизились на Темпельгофском аэродроме, и я поехал по пустынным улицам в отель „Адлон“, в котором помещалось бюро „Чикаго Трибюн“.
Загрид Шульц, наш корреспондент, владевший множеством иностранных языков, находился в этот поздний час у себя в бюро.
– Я рад вашему приезду, – сказал он. – Право, пора, чтобы Чикаго сменила меня. В течение последней недели мне приходилось работать по двадцать часов в сутки. Мы накануне путча – все данные указывают на это.
– Я доверяю вам, Зигрид. Кто мог бы быть лучше вас осведомлен обо всем этом? Ведь вы предсказали все восстания, разыгравшиеся в Германии после свержения кайзера.
– Но это восстание превзойдет все прежние, – заметил Зигрид. – Наши красные сильнее сейчас, чем когда-либо, тогда как правые организации сильно ослаблены. После разгрома Штальгельма в восточной Пруссии коммунисты – единственная организованная сила, и поговаривают, что они сумели проникнуть даже в рейхсвер и ряды полиции. Затем у нас царит очень большая неприязнь к бывшим союзникам. Страна претерпела многое и совершенно безоружна. За все это ответственность возлагается на Версальский договор. И все, что может освободить Германию от версальского преступления, – так называют здесь этот мир, – будет встречено с распростертыми объятиями.
– Но разве Германия уже забыла об ужасах французской оккупации и расквартированных на Рейне неграх? – спросил я. – Разве Германия не знает, что войска Карахана сформированы главным образом из азиатов, впервые празднующих победу над белой расой? Неужели ваши мужчины не понимают, что означают для этих полчищ белые женщины?
