Нетерпение канцлера уже достигло предела, когда давно ожидаемый и сейчас насквозь мокрый секретарь без стука буквально влетел в залу и, глядя на Остермана перепуганными глазами, выпалил:
– Скандал!.. Дипломатический скандал!..
– Какой скандал? – сразу севшим голосом спросил Остерман.
– Граф Остейн отказывается идти во дворец, – ещё задыхаясь от бега, пояснил секретарь и наконец-то догадался сдёрнуть с головы промокшую шляпу.
– Это ещё почему? – искренне удивился Остерман.
– Караул графских слуг в сад пройти не пускает, а тут дождь, – едва переведя дух, выложил секретарь.
– Вон оно что… – с облегчением протянул граф и, сопровождаемый секретарём, немедля вышел из Кабинета.
Канцлеру стало ясно: всё упиралось в запрет государыни пускать в сад людей подлого звания, и австриец, видимо не желая мокнуть, просто упёрся. Однако, как бы там ни было, из создавшегося положения следовало выйти с честью, и Остерман, забрав с собой десяток караульных солдат, нёсших над ним развёрнутый балдахин из парусины, хорошо прикрывавший от дождя идущего по садовой дорожке графа, проследовал к главным воротам Летнего сада.
Картина, которую Остерман застал у главного входа, была именно такой, какую он и предполагал. Караульные солдаты вместе с офицером прятались под навесом у полосатой караульной будки, а прямо на дороге стояли упряжка с мокнущими в сёдлах форейторами и карета, где спасался от дождя имевший надутый вид полномочный австрийский посланник граф Остейн. Велев солдатам поднести балдахин впритык к карете, Остерман сам открыл дверцу и рассыпался в любезностях:
– Зер геерте[28] герр посол, я приношу свои искренние извинения за нераспорядительность моего секретаря. Этот так неожиданно поливший дождь…
Говоря о неожиданности петербургского дождя, Остерман старательно прятал усмешку. Он отлично понимал, что, если герр ботшафтер[29] никуда не уехал, продолжая ждать, сидя в карете, следовательно, ему крайне необходимо получить аудиенцию, а о каком-либо дипломатическом скандале не может быть и речи. Позже, дружески поддерживая графа Остейна под локоток, граф Остерман вёл австрийца по залитой дождевой водой аллее, не прекращая при этом поток извинений:
– Дело в том, дорогой граф, что это сад государыни, а наша императрица любит гулять в одиночестве, и сами понимаете…
Граф Остейн всё понимал и был явно доволен своим демаршем. Как бы там ни было, а у ворот его встретил сам канцлер, и значит, он – полномочный посол австрийского двора – сумел сохранить престиж. А граф Остерман под свои медоточивые речи провёл австрийца в Кабинет и там, извлёкши из резного поставца бутылку рейнского, самолично наполнил объёмистый бокал, примирительно сказав:
