— Вы, случаем, автомат Калашникова не везёте? — не очень удачно пошутил я.
— Да если бы и везла, вам-то до этого какое дело?
Ответ превзошёл мои ожидания: сопровождающая повела себя так, точно она, а не я, будет распоряжаться, что везти в самолёте. В её голосе я услышал обиду. И всё же меня это не остановило; более того, я решил поставить пассажирку на место.
— Мне до всего есть дело, — стараясь придать своему голосу необходимую твёрдость, сказал я. — У вас, должно быть, и документы на всё это есть?
Девушка выпрямилась, глаза стали узкими и сверкнули, как бритва. Мне даже показалось, что сейчас между нами произойдёт короткое замыкание. Но она погасила взгляд и спокойным голосом произнесла:
— У меня нет ничего, что было бы запрещено брать на борт.
Я отметил, что она грамотно и почти профессионально сказала «борт», а не «самолёт», как говорят все не имеющие отношения к авиации люди.
— И паспорт у вас при себе?
Я решил не сдаваться и сгородил очередную глупость, но понял это, когда она протянула мне паспорт; ну не милиционер же я, в конце концов!
— Анна Евстратовна Каппель, — почему-то вслух прочитал я. — Да-а-а… фамилия у вас.
— Что, и это не нравится? — спокойно, но с не которым вызовом произнесла девушка, забирая паспорт. — Вообще-то я закончила советский пединститут. И вот, по милости нашей славной авиации, уже который день торчу здесь и пытаюсь добраться до места своего распределения. Если надо, то я могу показать вам все свои документы. И медицинскую справку, что годна к полётам. Кстати, груз прошёл всю необходимую для таких случаев проверку. Везу школьные материалы и наглядные пособия.
— И какая конечная точка вашего путешествия?
— Северный полюс под названием Чикан. Прилечу — мне в районо точно укажут. Туда и поеду.
— Но в Чикан самолёты летают только зимой! — воскликнул я. — От Жигалово туда ещё семь вёрст киселя хлебать. Ну, если, конечно, воспользоваться парашютом, тогда можно добраться и побыстрее.
— Что хочу, то и везу! — неожиданно резко и зло осадила меня будущая учительница и поставила парашютную сумку на поддон, где уже лежали гитара, школьный глобус, объёмистый чемодан и ещё какие-то узелки, коробки и сумки.
Рядом с вещами «парашютистки», так я про себя окрестил учительницу, уже лежали затянутые в материю белые посылки и серые газетные мешки.
Препираться далее не имело смысла, весь этот бутор надо было поскорее отвезти на самолёт. Свободная грузовая машина стояла метрах в двадцати от поддона, но переносить эту поклажу на себе — нет, только не это. Я глянул на себя со стороны: через пять минут парадная форма превратилась бы в костюм грузчика. И тут мне в голову пришла блестящая идея. Возле стены стоял погрузчик, я подошёл, подёргал рычаги. Погрузчик подал признаки жизни, и я, забравшись на сиденье, потихоньку подогнал его к нашему грузу, кое-как со скрипом загнал железные клыки под поддон и, приподняв, начал разворот в сторону грузовой машины. Погрузчик вёл себя послушно; нацелившись на кузов, я дал многотонной махине ход. Она, урча и переваливаясь на неровностях, покатила вперёд. Когда до кузова оставалось метра два, я начал давить на педаль тормоза, но погрузчик вдруг показал свой норов — он даже не сделал попытки затормозить. И через пару секунд он со всего маху врезался в кузов грузовой машины. С ужасом я увидел, что все посылки, все мешки и коробки посыпались на бетонный пол. Но и это не остановило набравшую скорость многотонную махину: погрузчик, словно разъярённый слон, боднул кузов машины, она тронулась с места и опрокинула стоявшую впереди тележку с московской почтой. Сделав своё чёрное дело, погрузчик посучил ещё немного колёсами и заглох.
