Когда премьер-министр читал тем вечером газету, один в кабинете для заседаний, он почувствовал, как проникается доверием. Чем дальше он читал свое собственное сочинение, восхищаясь его слогом, тем более убедительным оно ему казалось. Следовало передать газету Джейн. До чего же злостная, бессовестная, бессердечная клевета. Какое оскорбление всех настоящих жертв мужской агрессии. Он задумался: посмел бы он сам когда-нибудь подписаться под этой статьей? Заключенная в пространство газетных полос и должным образом оформленная, эта история генерировала собственную правду, наподобие того, как ядерный реактор генерирует тепло. Имели эти вещи место в действительности или нет, они были вполне возможны, они были более чем вероятны, они были просто неизбежны. Стало быть, они были! Джим начал ощущать возмущение Джейн как свое. С министром иностранных дел было покончено. Тем более что он опаздывал на заседание.
Пять минут спустя, когда показался Сент-Джон, Джим еще читал газету, демонстративно помахивая ручкой. Ни один из них не произнес приветствия, и премьер-министр не встал с кресла. Он только указал на стул напротив. Наконец он отложил газету, вздохнул и печально покачал головой.
– Ну… Бенедикт?
Министр иностранных дел сидел молча. И смотрел в упор на Джима. Это сбивало с толку. Чтобы прервать молчание, премьер сказал:
– Я не говорю, что верю хоть единому слову из этого.
– Но? – подсказал ему Сент-Джон. – Ты ведь скажешь «но».
– В самом деле. Но, но и но. Это нехорошо для нас. Ты это знаешь. Пока все не прояснится, мне нужно, чтобы ты ушел.
– Конечно.
Снова повисло молчание. Джим сказал примирительно:
– Я знаю, как было раньше. Травили байки за картотечным шкафом. Сейчас другие времена. Mee Too [24] и все такое. Вот тебе и «но». Ты должен уйти. Это не обсуждается. Мне нужна твоя отставка.
Сент-Джон перегнулся через стол, подтянул к себе газету и раскрыл ее.
– Это твоих рук дело.
Премьер пожал плечами.
– Ты слил данные в «Телеграф».
– Там все правда. Но здесь!
– Теперь и это правда, Бенедикт. – Джим взглянул на свои часы. – Слушай, мне что, выпихивать тебя?
Министр иностранных дел вынул лист бумаги, сложенный вчетверо, и метнул через стол. Джим развернул его. Стандартное обращение. Великая честь послужить… беспочвенные заявления… отстранение от неоценимой работы правительства.
– Хорошо. Ну… Проводи больше времени со своими заговорщиками.
Бенедикт Сент-Джон даже не моргнул.
– Мы тебя уроем, Джим.
