* * *
Теперь я был в безопасности, затем стемнело, и я не знал где дорога и куда идти. Я устроился в кустах слева и привязал лошадей к своей ноге. Майор послал за водой поляка, снабдив его купленным накануне котелком, а еще дал ему денег, но ни человека, ни котелка мы больше никогда не видели, и чтобы утолить жажду, нам пришлось есть снег. В этом тихом месте было так малолюдно, что казалось, будто все вымерли. Канонада прекратились, а мост затонул. Ужасной была судьба множества оставшихся на той стороне людей — голод, холод и река убили их.
При слабом лунном свете, я снова поднялся на ноги, поскольку из-за судорог в ногах, я не мог лежать неподвижно даже четверти часа. Я ходил то туда, то сюда, и, в конце концов, совершенно замерз. Только двигаясь, я мог избежать замерзания насмерть. 26-е, 27-е и 28-е ноября.
Вдвоем мы торопливо пошли дальше, и, не имея ежедневно ни хлеба, ни крыши над головой, я думал об оставшихся дома моих друзьях и сравнивал свое нынешнее жалкое состояние и приближающийся конец, с моей прежней комфортной и сытой жизнью. Я вспомнил одно часто употребляемое изречение на моей родине — «Кампания всегда затевается для того, чтобы стало хуже, чем есть в данное время». Этой поговоркой я утешал себя и думал: «Это хорошо, что вы, мои возлюбленные родственники и друзья, ничего не знаете о моем нынешнем положении, ибо это лишь причинило бы вам боль, а мне ничем бы не помогло». Да, я благодарил Создателя за то, что именно я, а не мой брат сейчас здесь. Конечно, я бы потерял своего брата, или мне пришлось бы увидеть, как он умирает без помощи, что могло бы с таким же успехом убить и меня.
Я мог равнодушно смотреть на сотни падающих, и даже разбивающих свои головы об лед людей. Я мог спокойно смотреть, как они встают и снова падают, слышать их глухие стоны, видеть их сжимающиеся и разжимающиеся кулаки. Их набитые снегом и льдом рты — ужасное зрелище! Но, тем не менее, я не испытывал к ним никакой жалости. Я думал только о своих друзьях.
В течение этого месяца с каждым днем становилось все холоднее и холоднее. То, что я должен был беречь себя от замерзания, а также кормить свою лошадь и майора, круглые сутки держало меня в напряжении. Иногда я уклонялся влево, иногда вправо, чтобы найти деревню и взять в ней несколько соломенных или невымолоченных снопов, положить их на лошадь, а самому сидеть на них сверху. Это было абсолютно необходимо, ибо в противном случае они были бы украдены или съедены другими лошадьми.
