Взятый из торговых лавок сахар был наполовину оплавленный и наполовину сгоревший — внешне он напоминал коричневато-серую карамель.
В тот день утром моя рота состояла из 25-ти здоровых солдат, и все другие роты были почти такие же. Мы вышли через восточные ворота, а затем пошли на юг. Впереди нас были два моста переброшенные через реку, а позади — дым и огонь. За мостом, слева от дороги на холме стоял монастырь, в подвале которого мы нашли муку, и каждый взял ее столько, сколько мог унести. Недалеко от моста я видел небольшой участок земли, на котором были тысячи голов капусты — мне было очень обидно, что я не мог взять с собой хотя бы одну из них, поскольку я предчувствовал, что скоро есть будет совершенно нечего.
Из Москвы дорога вела на юг через Малоярославец в сторону Калуги. Около Ярославца нас встретила Молдавская армия. В этом городе я был на страже штаб-квартиры Генерального штаба, в то время как армия расположилась перед городом. Здесь ярко расцвела жестокость командиров: оружие оставшихся войск было осмотрено, и многие, кто допустил на нем ржавчину, получили от 12-ти до 20-ти розог. После того, как я сдал пост, мой товарищ сказал мне, что совсем недалеко есть бочка с привезенным из Москвы вином и что, поскольку она будет, как и многое другое, уничтожена в тот же день, ее надо бы опустошить. Мы сами напились, и те, кого мы пригласили, тоже, и все потом говорили: «И чем теперь все это закончится?»
На следующий день майор фон Шаумберг увидел меня и заметил, что я все еще подтянут и энергичен. Он обратился ко мне и сказал, что я должен остаться с ним, чтобы вместе с его денщиком заботиться о нем. Я согласился и взял под опеку его лошадь и экипаж. Только мы все собрались, как на нас напали. Фортуна была на стороне русских, и все толпой кинулись бежать — армию, шедшую на Калугу, сопровождали казаки — нападая с флангов и с фронта. Позади нас русская армия разбила наш корпус, в результате чего мы остались без командиров. Те, кто был слишком слаб, чтобы нести свое ружье или ранец, выбросили их, и все они выглядели как толпа цыган.
Я и мой приятель денщик путешествовали с максимально возможным комфортом. Однажды он сказал: «Вальтер, смотрите, у вас все лицо желтое. У вас желтуха!» Я испугался и подумал, что скоро наступит мой конец, хотя на самом деле ничего не чувствовал.
Следующим городом был Боровск. Город пылал, и, для того, чтобы пройти, солдатам было приказано заняться тушением огня. Близ города расположился лагерь, и в нем царил полный мрак. Только солдаты собрались отдохнуть, как появились русские и захватили множество пленников. Все пребывало в полном беспорядке, и в течение почти всей ночи всем пришлось идти на Можайск — никто не хотел попасть в руки врага. Оттого и такие значительные потери — пушки, повозки с боеприпасами, экипажи и обозные повозки сотнями были сброшены в воду, где это было невозможно — сожжены, ни одному колесу не было позволено остаться целым. Маркитантам, и даже кавалеристам, пришлось отказаться от своих лошадей, поскольку их забрали для перевозки пушек. Шум, грохот, стрельба из всех видов оружия, голод и жажда — все мыслимые мучения только увеличили всеобщую панику. И даже вши чувствовали себя господами — на каждом солдате и офицере их были тысячи.
