Они поднялись над Пустошью, высоко и еще выше – а потом исчезли из этого мира.
Оставленный ими в каменном круге костерок еще некоторое время подрагивал на ложе из золы, доедая остатки самого себя. Пока не пожрал полностью.
Сандалат Друкорлат в последний раз тряхнула несчастного, так что у того слюни брызнули во все стороны, потом отшвырнула его прочь. Он с трудом поднялся на ноги, тут же рухнул снова, поднялся еще раз и, пошатываясь, заковылял вдоль берега.
Вифал негромко кашлянул.
– Радость моя, что-то ты последнее время раздражительной стала.
– Вот тебе и занятие нашлось, муж мой. Сделай уже что-нибудь, чтобы поднять мне настроение.
Он перевел взгляд на волны прибоя, слизнул с губ соль. Троица нахтов провожала удаляющегося беженца градом ракушек и дохлых крабов, хотя в тощую спину так и не попал ни один снаряд.
– По крайней мере, лошади отдохнули.
– Их истинные муки еще впереди.
– Я не совсем разобрался, что именно произошло, но, если понимаю правильно, шайхи ушли отсюда через врата. Мы, надо думать, собираемся отправиться следом.
– А прежде чем отбыть, один из них поубивал всех колдунов и ведьм – тех самых, кого я намеревалась обо всем расспросить.
– Всегда можно двинуться в Синецветье.
Она выпрямилась, Вифал чуть ли не буквально видел, как ее трясет. Ему как-то доводилось слышать, что молния на самом деле бьет из земли в небо, а вовсе не наоборот. Сандалат сейчас тоже выглядела готовой взорваться и разнести в клочья тучи над головой. Или же ринуться, сея вокруг себя разрушения, на простирающийся отсюда в обе стороны лагерь, где поселились островитяне, которых Йан Товис с собой не взяла – бедолаги жили в убогих хижинах из плавника и изодранных ветром палатках прямо над линией прибоя, так что поселение больше всего напоминало выброшенные морем на берег обломки кораблекрушения. Вода все еще поднималась, лагерь успел насквозь пропитаться брызгами от бушующих волн, вот только двигаться отсюда никто не решался.
Не то чтобы им было куда. От леса, насколько хватало глаз, осталась лишь черная пустошь, утыканная пнями и покрытая слоем золы.
Сразу за воротами Летераса Сандалат открыла проход в Путь, который, по ее словам, назывался Рашан, после чего они долго ехали сквозь непроглядную тьму – сперва это было страшно, но быстро превратилось в пытку монотонностью. Пока Путь не начал распадаться на части. Она сказала, виноват хаос. Эманации. Что бы оно там ни значило. И лошади совсем обезумели.
