Запасы Цецилии Карловны неизбежно закончились, наступило время 120 граммов хлеба в день, и в ту зиму одна Алиса еще могла ходить, ходила за хлебом, так же, как все, шла по городу, держась за стены, и останавливалась передохнуть, шла дальше — и возвращалась домой с хлебом. Цецилия Карловна и Борис не вставали. Алиса пишет, что давала мужу по вечерам еще маленький кусочек хлеба, отрезав от своих 120 граммов. Мы не можем представить, что такое отрезать от своих 120 граммов, не можем рассуждать, могло ли так быть и могли бы мы… важно то, что остается в памяти.
В огромном шестиэтажном доме живых было семеро, из них трое — Алиса, ее мама и муж. Алиса думала: когда ее мама и муж умрут, кто поможет ей спустить их по лестнице? Алиса думала: в каком шкафу ей спустить их по лестнице и как довезти до кладбища? Ужасно представлять, как она, такая веселая, блестящая, лежит ночью и думает, как спустить маму и мужа в шкафу.
Дальше случилось чудо. Это было настоящее Чудо Спасения. Алиса написала брату, тому, что не смог разочаровать отца и стал врачом. Какой крошечный зазор между жизнью и смертью: письмо могло не дойти, полковник медицинской службы мог оказаться не так близко от Ленинграда, чтобы немедленно примчаться на помощь… и наконец, мог разочаровать отца и не стать врачом, — тогда они бы не выжили.
Брат приехал за ними, как Дед Мороз, с мешком и елкой (в мешке хлеб, елка — чтобы затопить печку). Запер еду на ключ, ключ под подушку, — кто-то из троих блокадников хотел съесть все сразу и мог умереть. Кто этот «кто-то» со слабой волей? Борис, конечно.
Брат спросил Алису, что делать с Борисом (совсем плох, не выдержит дороги, может быть, сдать его в больницу?), она ничего не ответила, только упрекнула его взглядом. Бориса взяли с собой, вынесли на руках в машину, но вопрос брата подчеркивает необязательность всего, что не Алиса и не мама.
Брат перевез их по льду через Ладогу, затем посадил на поезд с ранеными, который шел в Вологду. Во время бесконечно мучительного пути Цецилия Карловна и Борис страдали от желудочной болезни, ночью Алиса, пробравшись между ранеными, выходила из вагона и стирала белье в снегу.
Ну, и еще одно чудо, пусть и не такое глобальное, как Чудо Спасения: когда они втроем, живые и здоровые, вернулись домой, в Ленинград, квартира на Фонтанке уже была не их, им оставили лишь одну комнату, и в этой комнате, запечатанной военной печатью, были сложены вещи, дорогие Алисе любимые красивые вещи. Это сделал брат, это был подарок брата, — бытовое чудо, но очень дорогое Алисе.
