Папа сидел у меня долго, так что мне даже захотелось, чтобы он ушел.
Как все мужчины, он стесняется говорить о чувствах, и, чтобы он поскорей ушел, я спросила, как маленькая: «Ты кого больше любишь, меня или Матвея? Я умнее, а он твой родной ребенок». Я думала, его как ветром сдует от такого вопроса, но он ответил:
— Девочка, запомни раз и навсегда… мне все равно, кто родной, кто нет. Я вообще детей не люблю.
Вот это да!
Оказывается, ему не важно биологическое родство. Он полюбил меня, когда полюбил маму, потому что я ее ребенок, и Матвея любит, потому что он мамин ребенок… Я даже опешила: получается, я должна быть благодарна маме за то, что он у меня есть? Получается, он любит ее, несмотря на все ее истерики? Получается, когда я хотела, чтобы он завел любовницу, я сама себе рыла яму? Если он разлюбит маму, то вместо меня станет любить детей любовницы?
Папа все не уходил: хотел рассказать мне еще кое-что. Мама говорила с Иркой.
Мама позвонила Ирке. Упрекала ее в том, что она плохой друг. «Если ты не можешь отказаться от пустого развлечения, значит, ты не подруга» или что-то вроде того… Неужели ей не понятно, что не нужно было поучать Ирку? Если мама хотела окончательно разлучить нас, у нее это прекрасно получилось! Ну и хорошо, ну и пусть. Мне уже тупо все равно.
— Я бы дал в пятак этой Кате и Ирке. А она думает, что человеку можно объяснить и он станет лучше. Она и нам с тобой хочет объяснить, чтобы и мы с тобой стали лучше… Сама не понимает, что любит нас такими, какие мы есть… Ну, ты знаешь, у каждого свои недостатки… Может, посмотрим наше любимое кино?.. И еще вопросик: что тебе подарить на… день рождения и Новый год не скоро, ну… на завтрашний день? Что ты хочешь?
Есть в моем лежачем положении своя особая защищенность: если повернуть голову к стенке, там, в последнем убежище, никто не достанет, даже родители. Они же не лягут ко мне в кровать, не протиснутся между мной и стенкой, чтобы твердить мне, как они меня любят.
Вечером пришла мама, она была на премьере в Мариинке, принесла мне шоколадный торт с вишнями, мой любимый.
Пока я ела торт, она вещала, что я зависимая, что нужно быть независимой от чужой нелюбви и не ждать от людей и друзей слишком многого.
То есть я не должна была ждать от Ирки, чтобы она не предавала меня, не предавать — это слишком много? Этот здоровый пофигизм дает мне право не быть слишком многим для своих друзей. Я тоже могу при случае их предать. Так, да?
