И как и что, растолковывает. Про хлебные крошки, которые на естественную убыль списывают. Их ведь точно не учтешь. И еще от руки зависит: как резать. Можно, мол, и из нормы не выходить, и ни из чьего не изо рта, а, можно сказать, из воздуха — целый кругляк хлеба в день иметь… Да ничо ты не сядешь. И нас кормить будешь.
«Неладно это, Лизка. Ниоткуда-то добра не бывает, все теперь голодают».
«На рынке-то торговцы — особенно! Да ты дурная, чо ли, совсем? Да ты пойди… Там посмотришь. У кого — так и не остается ничего. Ну хоть сама сыта будешь. Да Федора Матвеевича не забудь поблагодарить, он в четверг зайдет!»
Магазин всего в двух кварталах от дома был. Это хорошо, можно днем забежать Римку проведать.
Продавщица Нюся там на хлебном отделе стояла, сухонькая такая, востроносая. Мне при ней месяца три в ученицах быть. Вот и присматриваюсь я к ней внимательно: как она работает. Старенькая Нюся к концу дня устало, по-птичьи прикрывает глаза. И, почти не глядя, пайковую меру на весы кидает. И все точно. Навык у нее такой в пальцах… Думаю: «Я-то как буду вешать — по минуте примериваться, прогонит меня очередь». Боюсь заранее. И не по душе мне здесь. Римку, Петю да мать я все вспоминаю — хлеборезка у меня перед глазами расплывается.
А очередь у прилавка с самого утра хмурая да усталая, ершистая — чуть что не так. Идут с ночной смены, да очередь до полудня. Девчонки все больше в очереди да женщины. Ребятишки тоже малые стоят. Карточки-то у них замохренные вконец и влажные, в руке зажатые, или матерью в варежку зашиты. Я талоны от декадных карточек ножницами отстригаю, и то у меня получается медленнее, чем у Нюси. А старушка успевает отвешивать, да поругивать иного мальчишку фэзэошника из очереди, чтобы не отоваривал талоны сразу на большой срок. Не утерпит какой одинокий человек, проест все разом или на табак сменяет, а после новый доходяга будет. Нюся бранится и таких выпроваживает, и не дает в ответ на себя кричать. Тетки из очереди Нюсю поддерживают.
В первые дни у нас шел хлеб непропеченный и липкий. Тут бы только концы с концами свести. А через несколько дежурств полегче хлеб. И удивилась я: какой к концу смены каравай остался…
Нюся сама-то почти не могла жевать пустыми деснами. Внук-фэзэошник к ней забежал вечером. Сглотнул он слюну на крошки. Да я понимаю… Унес он кругляк. На рынке такой — двести шестьдесят стоит. Можно крупы купить и сала. Если только в облаву с тем хлебом не попадешься.
