— Сорок дней не прошло, — напомнил Александр.
Они допили чай и одновременно отставили чашки.
— Хреново мне, — произнес Геннадий Ильич. — Если бы не мысли о мести, загнулся бы. Не выдержал бы.
Александр хотел сказать, что ему тоже не сладко приходится, но сдержался. У брата горе, а он со своим брюхом…
— Понимаю, — сказал он.
— Завтра к напарнику своему пойду, — поделился планами Геннадий Ильич. — В отделение.
— Зачем?
— Мы к общей базе данных подключены. Нужно только хитрый код ввести, и пользуйся. Мне код однажды подсказали, я запомнил.
— Хочешь данные на спортсменов найти? — догадался Александр.
— И на спортсменов, и на кавказцев… — Чуть помедлив, Геннадий Ильич добавил: — И на твоих. На все три основные группировки, которые в городе заправляют.
— Дерзай. Только флешку не забудь.
— Флешку?
— Устройство для скачивания информации, — пояснил Александр. — Или кабель, чтобы мобильник к компьютеру подключить.
— Кабеля нет, — сказал Геннадий Ильич.
— Тогда перед тем, как в мусарню идти, не забудь флешку приобрести. Пары гигабайтов хватит.
— Мусарня, хм. А говоришь, от жаргона отказался.
— Это словечко на подсознательном уровне усвоено, — усмехнулся Александр. — Само выскакивает.
Утром Геннадий Ильич осуществил задуманное. В привычном кабинете с кушеткой восседал капитан Носик, синеглазый и плешивый. На экране компьютера расстилался степной ландшафт, по которому ехали танки.
— Погоди, — процедил Носик сквозь зубы. — Фашисты, суки, щемят. Ну ничего, я им ща Курскую дугу устрою!
— Я по делу, Витя, — сказал Геннадий Ильич.
— Какие дела могут быть на пенсии… Уй! Он меня зажигательным! Запас жизни на нуле.
— Что ты, как ребенок, честное слово!
— Это не детские забавы, — обиделся Носик. На экране запылал его танк, и он с сожалением вышел из игры. — Тут, чтобы ты знал, все максимально приближено к настоящим боевым условиям.
— Ты что, воевать собрался?
— А то! Не видишь, что в мире делается?
— Если хочешь, чтобы как по-настоящему, — сказал Геннадий Ильич, — то подожги на себе что-нибудь. Вот хоть даже рукав. Тогда приблизишься к боевым условиям. А то сидишь в уюте, мультики смотришь.
Это был наихудший способ наладить отношения, чтобы обратиться к бывшему сотруднику с просьбой. Глаза Носика подернулись пленкой, как у сонного петуха.
— Чего тебе? — спросил он недружелюбно.
Геннадий Ильич понимал, что нужно хотя бы улыбнуться для исправления положения, но не сумел. Он не любил Носика, зная, какие грешки водятся за этим человеком. Запросы, остающиеся после капитана в поисковом журнале, говорили сами за себя.
