Без хронологического порядка пишу, как говорится, как попало, по мере того как пишу, всплывают образы давно отошедших интересных людей. Вспоминаю, например, уютную гостиную-кабинет бабушки Луизы Трофимовны, куда нередко вечером приезжали умные люди провести часа 2–3 в приятной беседе. В числе их на первом месте назову Юрия Федоровича Самарина, блестящий ум которого знала вся Москва. Приезжал Дмитриев, бывший профессором Московского университета, но в то время уже покинувший кафедру. Затем часто бывали супруги Черкасские, князь несколько резкий, авторитетный, жена его скромная, симпатичная, уже немолодая. Бывала вечером и старая кн. Четвертинская, мать милейшей кн. Н. Б. Трубецкой. Четвертинской было уже под 90 лет, говорила она глухим басовым голосом, одевалась не по летам молодо, ездила на балы с открытой шеей, закрывая легким газом свои старые кости и кожу. Здоровья была она изумительного и однажды на вопрос моей belle-mere, болела ли она когда-нибудь, она пробасила: «…quatorze fois pour accoucher»[62]. Бывала у нас также умница Ек. Фед. Тютчева, ее споры и разговоры с Самариным я жалею, что не записывала тогда. Это был блестящий фейерверк остроумия, но касались они часто и серьезных вопросов политики, религии и т. д.
В 1876 году, 13 декабря, родился наш третий сын Александр, так же благополучно, как и другие дети. Желала я девочку и была разочарована его появлением на свет. Кормить его также не удалось, и я с этим должна была примириться и впредь. Заботы увеличились. Кроме От. Ег. при детях была ее помощница Татьяна, хорошая девушка, дочь петровского слесаря, и кормилица Саша, красивая брюнетка. Когда она появлялась на улице, на нее невольно обращали внимание. Кроме красоты, наряд на ней мог привлечь внимание: высокий кокошник из золотой парчи, малиновый сарафан, пышная кисейная рубашка, масса бус и бархатная душегрейка – все это было красиво и к лицу.
Наша жизнь протекала в безмятежном счастии, сплоченная взаимной любовью и заботами о детях. Лето неизменно проводили мы в Петровском. До 15 августа жили мы в так называемом маленьком доме, а с 15-го, когда наступали темные ночи и плохая погода, мы перекочевывали наверх большого дома, где занимали всю южную его часть. Утро проходило в разных занятиях. Я тогда много читала вслух моей belle-mere, сидя на ее балкончике, а она вязала, а малыши с Отенькой играли у избушки, которую подарили Мише, когда ему минуло три года. Избушка эта и теперь существует, и в ней уже играют внуки – дети Саши.
