— Мнишь дураком был дед мой, когда утверждал службу эту? — зло прищурившись, спросил Иоанн Васильевич.
— Если бы он был дураком, то и власти не удержал, и державу свою не преумножил. Но вот советники его…
— А то ты ведаешь, что они советовали?!
— По делам их узнаете! — назидательно подняв палец, произнес Андрей. — Я не обвиняю и не осуждаю. Но предлагаю тебе, Государь, на мгновение представить себя на месте простого помещика. И подумать о том, как бы ты жил, окажись на его месте. На крохотном клочке земли, практически без рабочих рук и с пустым брюхом. О чем бы ты думал? К чему стремился? Только представляя сие, постарайся отбросить все те знания и премудрости, каковыми обладаешь. Ибо помещик простой темен и дремуч, и ему на дела державные насрать. Он живет целями много проще. Например, грезит не лечь спать голодным.
Иоанн Васильевич нахмурился, но задумался. Андрей же продолжил, не давая затянуться паузе.
— Для войны нужны три вещи: деньги, деньги и еще раз деньги. Никакими поместьями и кормлениями сие не заменить. Ибо без них не создать доброго войска, не довести его до вражеских земель и не провести успешную кампанию. Потому я о них и забочусь, ибо без них полка не укрепить…
Царь очень крепко запомнил слова Андрея. Много над ними думал. И теперь, сидя на заседании Боярской думы, видел за криками этих уважаемых людей куда больше, нежели обычно…
Московская Русь разделилась на неравные части. Первая встала за протопопа Сильвестра, другая — за митрополита Макария.
Чьи интересы выражал Сильвестр?
Прежде всего купечества и аристократии Новгорода, а также многочисленных примкнувших к ним из разных регионов. На словах, понятно, они ругали симонию, стяжательство, фарисейство и прочие подобные вещи. Однако на самом деле имели очень конкретный финансовый интерес.
Какой?
К 1554 году православная церковь на Руси выступала не только крупнейшим землевладельцем, уступающим в этом лишь Царю, но и являлась самым крупным заводчиком да торговцем, в руках которого находились колоссальные денежные суммы. Причем, что примечательно, церковь не платила никаких налогов. Вообще. И даже службы никакой не несла. Что ставило ее в привилегированное положение, крайне раздражающее многих иных хозяйствующих субъектов.
Землевладения церкви можно разделить на две части. Во-первых, это никому не нужные земли где-то в удаленных районах. Во-вторых, очень массивный пласт добрых-угожих земель в пригодных для земледелия регионах. Причем не только очень массивный, но и хорошо населенный, так как крестьян на этих землях хватало. Ведь монастыри могли себе позволить в силу масштаба владений и отсутствия службы уменьшить ежегодные сборы, облегчая участь крестьян.
