Его мать все это время сжавшись сидела на стуле, стиснув руки с такой силой, что побелели суставы пальцев; когда она открыла рот, Жанна предвидя, что сейчас раздастся крик, – сказала ей властно, почти грубо:
– Ты-то хоть помолчи. А если не можешь взять себя в руки, иди в свою комнату.
Она осталась, не двигаясь, не издавая ни звука, слушать рыдания юноши – то неистовые, как крик, то тихие, как плач ребенка. Иногда эти рыдания совсем затихали, чтобы, как это бывает у маленьких детей, возобновиться с новой силой; Луиза не отрывала взгляда от своей невестки, а та зашевелилась лишь для того, чтобы поставить на огонь суп.
Наконец Жанна вышла в коридор, откуда послышался щелчок электрического выключателя и мягкий, но непреклонный голос немолодой женщины:
– Пойди посмотри сейчас на него. Он там, наверху.
Постарайся не очень шуметь, чтобы не проснулся Боб.
Один за другим щелкали выключатели, в то время как Луиза в одиночестве дрожала на кухне, где никто больше не занимался ею.
Голоса в глубине дома казались уже неясным бормотаньем.
– Не бойся, Анри. Он не сердился на тебя. Он ни на кого не сердился. Перед тем как отбыть в мир иной, он попросил у вас прощения.
Все еще мертвенно-бледный, юноша словно приклеился к порогу комнаты, не осмеливаясь войти.
– Поцелуй его.
Она дошла вместе с Анри до кровати, легонько придерживая его; он прикоснулся губами ко лбу отца, и Жанна, почувствовав, как напрягся Анри, обхватила его за плечи и стала подталкивать к выходу:
– Иди.
На лестничной площадке он запротестовал:
– Я не хочу спускаться.
– Иди, нельзя же здесь разговаривать.
Он все-таки пошел, спускаясь по лестнице первым, и первым же вошел в кухню, избегая глядеть на мать.
– Я уверена, что ты не ел.
– Я не буду есть.
– Съешь хотя бы тарелку супа. Завтра ты будешь нужен. Ты теперь будешь очень нужен.
Казалось, что из-за присутствия матери, смущавшей его, он не хотел смягчиться. Он повторил, как капризный ребенок:
– И все-таки я не стану есть.
Жанна, не обращая внимания на его слова, накрывала на стол, и все это время Анри с любопытством разглядывал эту женщину, которую совсем не знал и которую увидел удобно расположившейся в их доме. Она деятельно крутилась, говорила с ним так, словно всегда была здесь, а его мать, не возражая против такого развития событий, сидела удивительно спокойная и притихшая, хотя Анри ожидал увидеть ее в страшном волнении.
– Ешь.
Минутное колебание, слабая попытка бунта закончилась тем, что он наклонился над своей тарелкой.
