Его ровесники все еще преподавали в разных местах то один, то два курса писательского мастерства, подрабатывали случайными статейками и рецензиями, иногда даже сочиняли за других и до сих пор продолжали посылать свои тексты в тошнотворных конвертах с оплаченным ответом, а он теперь редактировал один из старейших в Америке ежеквартальных журналов, время от времени печатал друзей литературной молодости, но предпочитал выступать в роли открывателя новых имен. Литераторы с более или менее устоявшейся репутацией, которым Ланс когда-то не отказывал в дружбе, а теперь отказывал в публикациях, считали, что он просто позер, что покровительствует молодым писателям, особенно молодым писательницам, по политическим, конъюнктурным причинам. Этим завистливым поэтам было невдомек, что в открытии новых авторов Ланс видел обещание какой-то совершенно иной жизни – чарующей, угловатой, крылатой…
Охота за новыми талантами стала наваждением с тех пор, как Ланс получил звание поэта-лауреата. Примерно раз в месяц он совершал поездки в разные университеты, чтобы там выступить и встретиться со студентами, изучающими литературное мастерство. Весь скроенный из привычек, Ланс любил приехать в четверг, провести несколько часов со студентами, вечером выступить с чтением собственных стихов, провести автограф-сессию, переночевать в местной гостинице и вернуться домой к середине дня в пятницу. Из этих поездок Ланс возвращался с целым ворохом стихотворений и рассказов, которых вполне хватало для недельного чтения. Уик-энды принадлежали семье: жене Джилл, адвокату в старинной филадельфийской фирме, и детям. Обычно по субботам Джилл готовила азиатский «фьюжн». Их тринадцатилетний сын Элтон во многом походил на мать, увлекался парусным спортом и японским языком, который изучал в частной школе. А вот мечтательная одиннадцатилетняя Аннабелл унаследовала от Ланса многие черты его предков. (До эмиграции фамилия его деда была «Ланский», и в нечастые минуты игривости Джилл называла родню мужа не иначе как «гангстеры Ланские».) Аннабелл сочиняла рифмованные стихи, которые Ланс читал и обсуждал с ней по выходным. Это было их, отца и дочери, общее дело.
В тот прохладный четверг, ровно за две недели до Дня благодарения, Ланс сошел с самолета в аэропорту имени Даллеса и пошел искать офис по аренде автомобилей. Он никогда не сдавал багаж, не доверял самолетному трюму. Не переносил он и облаченных в мятые дешевые смокинги шоферов лимузин-сервиса, их докучливые разговоры и кислое дыхание. Он любил сам колесить по сельским дорогам этой просторной страны, которая до сих пор давала убежище и утешала странников и путешественников, – так же, как в 1919 году она приняла его бабку, деда и трехлетнего отца, бежавших из Подолии от погромов.
