Автомобиль Зубатова полетел по набережной, мимо Симеоновской церкви и цирка напротив неё, пересек Невский и уже минут через десять остановился у большого здания из красного кирпича, сразу за Египетским мостом, — бывшего 2-го резервного цеха Главконтупра, ныне переданного вместе со всеми табуляторами в ведение ПТА. Толстые отростки проводов выходили из него в разные стороны и, разветвляясь, расползались по Петрограду.
— Подожди здесь, — велел Зубатов шоферу и вышел.
Два солдата из откомандированной для охраны жизненно важных систем ЭМАСа 2-й роты Измайловского полка вытянулись во фрунт и взяли на караул. Надо было пройти еще три двери, чтобы оказаться, наконец, в главном машинном зале.
Как иных завораживают прободающие облака горы, или стремительное течение воды, или неподвижная гладь лесных озер, так могут завораживать и строгие ряды уходящих в глубину цеха табуляторов, ярко освещенные свисающими из темноты под потолком электрическими лампочками. Изогнутые провода входят в деревянные параллелепипеды их корпусов, как сосуды в клетки организма, неся кровь — электрические импульсы. Миллиарды шестеренок вращаются внутри — каждая бесшумно, но вместе они издают не то звук, не то вибрацию, подобную ровному дыханию здорового спящего организма.
Много раз Зубатов наблюдал, как его инженеры останавливались вдруг, захваченные этим зрелищем, и он думал, что только их специально устроенный мозг может подпасть под власть машин. Однако стал замечать такое и за собой — не само по себе осознание огромной математической работы поражало его, а мысль, что вот сюда, по этим проводам, собираются все думы и слова жителей столицы, что всё их сокровенное, тайное, желанное и страшное превращается машинами в дырочки на картонных карточках. Но зато таковыми они сохранятся навечно.
Нынче машины не только будут слепо выполнять приказы — хранить чужие мысли, искать в них нужные слова и в соответствии с ними подсовывать нужные бюллетени. Они начнуть думать самостоятельно: взвешивать и измерять своих абонентов, понимать их, а потом сами составлять бюллетени для каждого, беря существующие и дополняя их тем, что сочтут необходимым. И каждый, таким образом, будет уловлен в сети, а он, Зубатов, станет тем рыбарем, что держит эту сеть в руке.
Но совершенно не нарушатся при этом свободы, дарованные Манифестом 17 октября, потому что каждый будет волен читать или не читать, а также писать то, что захочет.
