Ольгу схватили за руки — за одну дворник, продолжавший отчаянно свистеть в свисток, который забыл выплюнуть изо рта, за другую — городовой. Они неловко повалили её на землю, на спину, и — Зубатов был уверен — она увидела его в окне. Он посмотрел на часы — 12:19.
Потом Зубатов много раз возвращался в памяти к двум минутам начала первого часа этого дня — седьмой и девятнадцатой.
Он собирался умереть за Ольгу, но ей это было не нужно. Она любила Фауста и хотела пройти его путем — в чём же была его вина, когда он позволил ей сделать то, что она желала? И если не было его вины в предательстве её, то не предал ли он самого себя? Да, предал, но — какого? Того прежнего себя, проводившего время в бессмысленном существовании, невостребованного и непонятого. Но нового, обретшего смысл и цель, — нет, не предал. А старого разве теперь жаль?
Он мог бы спасти Ламкерта от смерти — но вот это-то было бы настоящим предательством Ольги. И его самого, потому что новому смыслу и цели старик был совершенно не нужен.
Придя в обед домой, Зубатов достал из ящика конпутатрум — единственное, что осталось от инженера Толоконникова. Ввел длину зубчатых передач и время до ближайшей корректировки — 24 часа. Прибор зажужжал колесиками и выдал число 32. Зубатов усмехнулся, достал из ящика стола лист бумаги и сел писать.
«Ваше высокопревосходительство Пётр Аркадьевич!
Вам, вероятно, известно о необходимости регулярно, в 12 часов дня, вводить специальный код в ЭМАС, что до своей сегодняшней трагической гибели делал О-Ф. И. Ламкерт. Так случилось, что я был назначен товарищем директора-распорядителя за несколько минут до этих несчастных событий и являюсь единственным обладателем указанного кода. Готов прибыть к вам в любое время для обсуждения возможности назначения меня на пост директора и перспектив тесного сотрудничества ПТА с вверенным вам министерством.
Примите уверения в совершеннейшем к вам почтении,
надв. сов. С. В. Зубатов».
Запечатал конверт и подписал «П. А. Столыпину в собственные руки весьма срочно». Потом вызвал Медникова электрограммой и, пообещав, что на этот раз просьба будет последней, попросил передать адресату по полицейской линии. Тот покривился, но исполнил, потому что уже через час ЭМАС отстучал электрограмму «Жду как можно быстрее у меня на Фонтанке. П. С.».
Зубатов был знаком со Столыпиным: встречался с ним по полицейским делам еще в бытность последнего саратовским губернатором, но когда звезда министра начала восхождение в Петербурге, уже давно находился в опале. Столыпин, однако, Зубатова вспомнил. Или сделал вид, что вспомнил.
