Можно было одеться, спуститься вниз и погрузиться в этот город, стремительно проносящийся за стеклом вагонного окна, в котором отражаются их лица. И сверкающие, такие уютные в дождь, улицы для двоих. И теплые ночные рестораны с темными кабинетами или, наоборот, столиками с видом на продрогших, торопящихся прохожих.
Именно та прелесть города, от которой предостерегал Егор, но следовало ли её бояться? Чего такого мог им дать, а потом лишить Петроград после того, что было в их жизнях, и во что такое мог ввергнуть, к чему бы они не были готовы?
Оба они думали об этом. И оба понимали, что раствориться в городе уже не смогут, что детство, когда это было возможно, кончилось. И даже чувство начальной влюбленности, легко подчиняющее себе или затирающее все остальные чувства, не поможет. Это уже пережито и прожито, и сделаны шаги, не позволяющие вернуться.
Ольга провела пальцами по груди Зубатова вниз, потом поднялась над ним на руках, нависла, и её волосы свесились ему на лицо, скрывая их обоих от всего мира, даже от Фёдора.
— Ты ведь поможешь мне наполнить мою жизнь смыслом, ваше высокоблагородие?
— Если ты затеяла убийство, довольно странно брать в сообщники бывшего начальника тайной полиции.
— Ничуть. Во-первых, бывшего. Во-вторых, не преувеличивай свой собственный след: ты ведь так и не сделал то, что хотел и ради чего пострадал. В-третьих, вокруг тебя не так много умных людей, с которыми интересно делать общее дело. В-четвертых, ты сам внутренне со мной согласен. Взвесив всё это, я решила приехать к тебе и сделать тебе предложение.
— Да? Мне казалось, это я позвал тебя сюда.
— Это тебе казалось, — рассмеялась Ольга.
Воздушные железные дороги сплетались над Петроградом паутиной рельсов. Сами как пауки, опираясь на длинные стальные ножки, покрытые ровными рядами заклепок, они шли по улицам на высоте трех саженей, бесцеремонно мимо окон вторых и третьих этажей, над крышами невысоких николаевских особняков, легко перемахивали через городские каналы и соединяли свои линии в самых причудливых фигурах. Тысячи механических стрелок ежеминутно переключались, проводя по этой паутине пассажирские составы к вокзалам, с углем — на электростанции и заводы, а с прочими товарами — в порт и на сортировочные станции финляндской и имперских железных дорог.
Каждая стрелка была соединена кабелем с Главной конторой управления воздушными железными дорогами, где электромеханические машины, выполняя заложенные в них алгоритмы, посылали импульсы, какой из них в какое положение следует встать. Людям нельзя было поручить эту работу: слишком велика цена ошибки, только машины мощностью 7,5 тысячи футов зубчатых передач могли дать нужную точность. Десятки инженеров обеспечивали работу машин, следили за их исправностью и каждую неделю задавали с помощью перфокарт нужные алгоритмы переключения стрелок в соответствии с меняющимся графиком движения.
