«Женюсь завтра на дочери мастера! Юзеф Ладовский» — осветили темноту осеннего вечера лампочки.
— А ты? Ты не нуждаешься в ЭМАСе? — спросил Зубатов.
— Нет. Мое существование в другом. И вне зависимости от того, удастся ли мне задуманное, оно уже есть во мне. Поэтому мне не нужен ЭМАС.
— Всё-таки ты решила кого-то убить, — вздохнул Зубатов. — Надеюсь, не меня?
— Не думай об этом, — весело сказала Ольга.
Она схватила его за руку и потащила вперед. Если бы Зубатов дал себе труд посмотреть по сторонам, он бы увидел господина, на которого показывал безумный студент перед конторой ПТА на Морской улице. Но и господин этот тоже не заинтересовался Зубатовым с Ольгой.
Они дошли до Забалканского, когда часы на башне Технологического института пробили одиннадцать. Но Петроград и не думал засыпать. Весь сиял рекламой уходивший в сторону Невского Загородный проспект, на мокрые панели уютно падал свет из окон заведений на первых этажах, и звуки румынских оркестров оглашали его, вырываясь из открывавшихся дверей. И выше, в квартирах, тоже горели окна. Там прислуга грела на кухонных плитах медные чайники и в чай добавляли наливки и ликеры, потому что нет ничего приятнее, чем, придя домой с промозглой улицы, согреть себя этой смесью, впитать её аромат и, укутавши ноги в плед, почитать новости с фронта. А в других квартирах лежали, обнявшись и уткнувшись друг в друга, слушая, как дождь бьет в стекла, и даже если с карточки на комоде смотрел вчерашний юнкер, опершись руками об эфес шашки, с нервно написанным уже на перроне посвящением на обороте, а в углу перевязанный черной лентой, — так что ж? Не вечно же теперь ждать его невозможное возвращение.
И ползли по стенам провода, заползали в квартиры, к дорогим, в черных лакированных корпусах, аппаратам ЭМАСа. И бесконечно струились из них ленты: каждый сообщал прочим, что он существует, и прочим не было до этого дела, но было важно, что им сообщают. Поскольку таким образом признавалось и их существование тоже.
Возьмись кто-нибудь изучать вопрос, почему городская управа допустила, что провода подводятся по фасадам зданий прямо к каждой квартире, а не заводятся изнутри, как, например, электрические, он едва ли найдет ответ. Но если всё произошло умышленно (что можно предположить наверное, не боясь облыжно обвинить членов управы во мздоимстве), то надо признать: придумавший это обладает талантом великого декоратора. Поскольку паутина, которой ЭМАС оплел город, стала не только фигурой речи, но и зримой реальностью.
