Жизнь больно резала его по сердцу. На празднике в Екатерингофском парке, отданном на откуп рабочим, а потому не очень чистом, но родном, он видел, как не только знакомые девки вились вокруг Ваньки, но и даже незнакомые, с Обводного канала и Лейхтенбергской улицы, от Калинкинского завода подходили со словами, что-де читают его бюллетень и приходят от него в восторг. А Иван расцветал и обещал писать больше.
Егор говорил себе, что и не хотел бы внимания этих дур. Он бы и бросил вести бюллетень, но чувствовал, что если в его жизни и есть смысл, то только в том, чтобы выражать себя, а как это можно было сделать иначе?
Раз вечером, идя вдоль линии Балтийской железной дороги, у старообрядческого кладбища он встретил старичка, разговаривавшего с пьяненьким чиновником.
— Истинно говорю: последние времена наступают. Видишь, уже по сказанному пророком всем номера выдают. И без тех номеров никто не сможет ничего сделать. «И дано ему было вложить дух в образ зверя, чтобы образ зверя и говорил и действовал так, чтобы убиваем был всякий, кто не будет поклоняться образу зверя. И он сделает то, что всем, малым и великим, богатым и нищим, свободным и рабам, положено будет начертание на правую руку их или на чело их и что никому нельзя будет ни покупать, ни продавать, кроме того, кто имеет это начертание, или имя зверя, или число имени его».
— А я вот не имею сего числа и видите — живу-с, — икнул пьяный чиновник.
— Блажен ты, яко не обольщен зверем. В той же главе сказано: «И поклонятся ему все живущие на земле, которых имена не написаны в книге жизни у Агнца, закланного от создания мира». Твое же, значит, имя записано, и уготована тебе жизнь вечная.
— Ишь, — снова икнул чиновник, — думали прежде, что раз мы без номера, то оттого, что голь перекатная. А оно вот как: блаженны и в книге у Агнца записаны!
Егора, который прислушивался к этому разговору, как будто ударило током. Он мигом перемахнул через невысокий деревянный заборчик и подошел к разговаривавшим.
— А кто ж это мы? — спросил он.
— А тебе, мил человек, что за печаль? — подозрительно покосился на него старик.
Но чиновник был рад рассказать любому.
— Мы — а это, стало быть, которые тут живем, без адресов, а у кого нет адреса — тот и в стол адресный, вестимо, не попадает. Пойдем, покажу вам.
И он потащил обоих на кладбище. Суеверный старичок испугался.
— Да не бойся, живые мы.
Чиновник повел их мимо могил богатых купцов и их вдов и завел в один из склепов, откуда лестница вела вниз.
