Пока Зубатов разговаривал со служителем, молодой человек явно сумасшедшего вида ходил из угла в угол залы, то вставал, то садился на скамейку, а потом вышел на улицу вслед за ним.
— Что, — сказал он, нагнав Зубатова, — и вас вычеркнули?
— Что значит вычеркнули?
Безумец рассмеялся.
— А то и значит. Живете вы, вам электрограммы пишут — кто в гости зовет, кто о себе рассказывает. Новости всякие узнаете, сами кому-то о себе сообщаете. А потом раз — и как отрубило всё. И вы ни о ком не знаете, и о вас никто. Мир окружающий для вас закончился, а вы — для мира. По телефону бы позвонить — да уж и номеров ни у кого не осталось, и адресов ничьих не помните. Вот и не стало вокруг вас людей. Газету бы купить — да там вчерашние новости все, и не о том, к тому же. Мертвые новости, не живые. Вот и привычного мира вокруг вас нет. И сами вы натурально как будто умерли. Вы сюда бежите — вам отвечают: не извольте беспокоиться, милостивый государь, это у нас ошибка, сию минуту исправим. И раз — снова вас обратно к жизни подключили. И все про вас вспомнили, снова в гости зовут. А могут и не подключить. Я вот уже месяц пороги обиваю, а меня всё не починят. Сию минуту, говорят, подождите. А толку нет.
— И что же, вы думаете, они специально? — заинтересовался Зубатов.
— А то! — усмехнулся безумец.
— Зачем же?
— А это у них такой социальный эксперимент. Смотрят, крепко ли люди к ним в зависимость попали и как без них жить будут. Я в социальных экспериментах понимаю, сам у доктора Бехтерева лечился! Каждую неделю кого-нибудь отключают и следят за ним: то ли повесится, то ли с ума сойдет, то ли обычной жизнью заживет. Я-то вот сошел. А за мной следят. Вон то горохово пальто, я его каждый день вижу, куда бы ни пошел.
Безумец ткнул пальцем в толпу. Зубатов обернулся. В толпе стоял человек и смотрел на них. Разумеется, профессиональный филёр никогда бы не позволил дать себя заметить, но не все же филёры профессиональны! Хотя, скорее всего, это был бред больного человека.
— Так что если и вас вычеркнули, то можете сюда не ходить, они обратно не подключат. Ну, а если сломалось что-то, то починят. Когда через 3 дня не заработает — можете к нам приходить.
— К кому?
— К нам… кто номера ЭМАСа не имеет. К безномерным то есть.
Не в добрый час рабочий Путиловского завода Егор Хрулёв, поддавшись моде, открыл в ЭМАСе свой собственный бюллетень. Бюллетени были у Вани из 2-го литейного цеха и Макара, вместе с Егором работавшего в трубочном. Да и много еще у кого. Ванин пользовался наибольшей популярностью — всего за несколько недель у него образовалось больше ста читателей, главным образом парни из цеха и все, жившие в их бараке за Нарвской заставой. В том числе с десяток барышень. В своем бюллетене Ваня публиковал похабные стишки собственного сочинения, и тем объяснялся его успех. Макар же рассылал новости: каждое утро он покупал «Газету-Копейку» и сначала по дороге на завод, а потом в обеденный перерыв бежал к будке публичного аппарата ЭМАС, стоявшей на Петергофском шоссе у заводской проходной, чтобы передать сообщения в своем бюллетене. Но не просто передать: что-то Макар додумывал, «для интересу», как он говорил, а где-то и вовсе перевирал от начала до конца. Получалось любопытно. То как ломовик, перевозивший вещи одного доктора с Гороховой в новую квартиру, на Садовую, спьяну опрокинул воз и из раскрывшегося сундука вывалился иссохший труп докторовой жены, которую он объявил пропавшей десять лет назад, а сам убил и всё время держал при себе. То как трамвай старухе голову отрезал. А то — что у императрицы теперь вместо Распутина новый конфидент: выписанный из Германии через Швецию колдун, склоняющий её к обращению обратно в лютеранскую веру. Егор одно время даже был подписчиком этого бюллетеня, да потом бросил: что на небылицы время тратить, да еще и число читателей Макару собой увеличивать?
