В город они въезжали поздним вечером. На одном из перекрёстков Алберда остановил коня.
— Ну, мне сюды, — и показал налево, — а те сюды…
Перед расставанием они обнялись и разъехались.
Ворота его хором были ещё не заперты. А двор был пуст. Василий никого не стал звать, спрыгнул с лошади и отвёл её на конюшню. Сам проследовал по проходу до поварни. Когда он вошёл туда, повариха, что-то резавшая ножом, увидев княжича, испугалась так, что нож выпал из её рук и вонзился в пол. Василий поднял его, положил на стол и попросил, чтобы его покормили.
— Да-да, щас, — пугливо ответила женщина и принялась собирать на стол. Появились блины, пироги, каша. Василий, разделавшись с едой, выпил ещё холодного молока и пошёл к себе. Сев на лежак, он стащил ногами чувяки и рухнул на постель. Проспал княжич почти двое суток.
Всё это время, с утра до поздней ночи, у дверей толкался Кошка. Ему было, что сообщить княжичу. Пришла весточка из Москвы. А разбудило Василия громкое лошадиное ржание. То жеребец обхаживал кобылу и пел ей свои лошадиные серенады. Василий вскочил в испуге. «Неуж их нашли татары?» Он быстро, словно ожидая нападения, крутанул головой. И не мог понять: где он? «Какое-то помещение. А мы должны быть в степу. А где Алберда?» Потом до его сознания дошло, что он с Албердой расстался на перекрёстке, и каждый поехал к себе. «К себе? — Василий провёл глазами по опочивальне. — О, господи! Да это ж его…» И он чувствовал такой прилив сил, какого раньше не испытывал. И… внезапно проснулся у него страшный аппетит.
— Эй! — громко крикнул он. — Есть хто-нибудь?
— Есть, княжич, — раздался за дверью знакомый радостный голос.
— А, боярин? — проговорил он. — Вели мня накормить. — И добавил шутливо: — А-то тя проглочу.
— Бегу… княжич!
Пока собирали на стол, княжич взял первого попавшегося служку и повёл за собой во двор. Подойдя к колодцу, он велел набрать шайку воды и облить его с ног до головы.
В едальню он вошёл, расчёсывая пятерней свои мокрые волосы, с улыбающимся свежим лицом. Боярин, видно было по столу, постарался.
— Садись со мной, Фёдор Андреевич, — княжич назвал его по имени и отчеству впервые за всё время пребывания на чужой земле.
Видать, хоть малым, но угодил. Василий налил из кувшина, стенки которого покрылись водяными каплями, большой бокал студёной колодезной воды и без отрыва выпил.
— Ух! — когда кончил питие, выдохнул он.
Затем, обводя глазами стол, увидел зажаренного гуся. Он взял его, разодрал пополам и принялся уминать одну из половинок. Боярин, посмотрев на Василия, положил себе жаренного в сметане, поковырялся в каше. Есть ему не хотелось. Он поглядывал на княжича, выбирая время, когда можно будет прочитать послание великого московского князя. Оно хранилось у него на груди. Посчитав, что момент удобен, он обратился к княжичу:
