— Идем со мной, — это был он, Пескоход. — Ну же, просыпайся. Я кое-что нашел.
Он снова коснулся ее губ липкими пальцами, пропитанными сочным ароматом фруктов, цветов и земли.
Она встала на ноги, продолжая прижимать к себе Розовые Бабочки. Выпирающими грудями она согревала животик и ножки девочки (ведь именно для этого они и нужны, помимо молока), а ее руки, обвивающие крохотное тельце, пробивал озноб.
— Идем, — Пескоход потянул ее за собой.
— Это далеко?
— Нет, не очень. — (На самом деле дорога предстояла неблизкая, и Пескоход предложил бы ей понести Розовые Бабочки, но знал, что Семь Девочек в Ожидании испугается, как бы он ей не навредил.)
Путь лежал на северо-восток, почти к самому истоку реки. К тому времени, как они добрались до места, помеченного маленькой темной выемкой в земле, которую Пескоход выбил своей пяткой, Семь Девочек в Ожидании уже совсем обессилела и едва не валилась с ног.
— Здесь, — объявил он. — Я остановился передохнуть, прислушался и услышал, как они говорят.
Сильными пальцами он принялся разрывать твердую, на первый взгляд, почву, разбрасывая в стороны комья. Один из них, такой же темный, как и остальные в голубом свете планеты-сестры, засочился жидкостью. Послышалось тихое жужжание. Пескоход разломил сочащийся ком надвое, тут же затолкав одну половину в рот себе, а другую в рот девушки. Внезапно она осознала, как сильно проголодалась, и принялась жадно жевать и глотать, выплевывая воск.
— Помоги мне, — попросил Пескоход. — Не бойся, они не ужалят тебя, сейчас слишком холодно. Просто выгребай их оттуда.
Он принялся копать снова. Девушка уложила Розовые Бабочки на видное место, умастила ее губки медом, смазала им маленькие ручки, чтобы та могла слизывать его с пальцев, и присоединилась к Пескоходу. Они ели не только мед, но и жирных белых личинок, копали и ели, пока их руки, лица и тела не стали липкими и полностью вымазанными пчелиным перегноем. Пескоход отбирал самое вкусное и отдавал девушке, а она в свою очередь лучшие свои находки заталкивала в рот ему. Одурманенных пчел они сметали в сторону, и копали, и снова ели до тех пор, пока сытые и счастливые не упали в объятья друг другу. Девушка прижалась к нему, чувствуя, как затвердел и округлился ее живот, словно арбуз, выросший под ребрами, и прильнула губами к его грязному и сладкому лицу.
Он приобнял ее за плечи и мягко притянул к себе.
— Нет, — сказала она. — Не взбирайся на меня. Я разорвусь. И заболею. Лучше так...
