За свою недолгую жизнь Пескоход уже успел узнать, как много рождается детей и как мало из них выживает, но все же улыбнулся и кивнул.
Девушка смотрела в пруд у подножия дерева, на само дерево, на цветы и траву — куда угодно, только не в глаза Пескоходу. Он наблюдал, как белые зубки девушки, словно снежные мыши, выглядывают, чтобы коснуться ее губ, а затем прячутся снова. Ветер вырисовывал узоры на траве, а дерево произнесло что-то, чего он понять не мог, в отличие от Семи Девочек в Ожидании, которая, похоже, разбирала смысл в шелесте его листьев.
— Ты собираешься остаться сегодня на ночлег? — нерешительно спросила она.
Пескоход понял, что она имеет в виду, и ответил со всей мягкостью:
— У меня нет еды, которую я мог бы разделить с тобой. Прости. Я охочусь, но то, что удастся добыть, я должен сохранить в подарок жрецу из ущелья Вечного Грома. Разве некому делить с тобой ночлег?
— Вокруг ничего не было... Розовые Бабочки родилась совсем недавно, и я не могла уходить отсюда далеко... Мы спали там, за тем кривым утесом, — сказала она и несчастно пожала плечами.
— Я никогда не сталкивался с подобным, — ответил Пескоход и опустил ладонь ей на плечо. — Но я знаю, каково это — сидеть в одиночестве и обреченно ждать кого-то. Это, должно быть, невыносимо.
— Ты мужчина. Тебе не понять этого, пока ты молод.
— Прости, я не хотел рассердить тебя.
— Я не сержусь. И я не одна — Розовые Бабочки всегда со мной, и у меня есть для нее молоко. Теперь мы спим тут.
— Каждую ночь?
Девушка кивнула, почти с вызовом.
— Нехорошо задерживаться у дерева дольше, чем на одну ночь.
— Розовые Бабочки — его дочь. Он сам сказал об этом, явившись мне во сне задолго до ее рождения. Ему нравится, что она здесь.
— Все мы порождены союзом женщин и деревьев. Но они редко хотят, чтобы мы оставались с ними дольше одной ночи.
— Он добр к нам! Я увидела тебя и... — голос девушки опустился и стал едва различим среди шелеста травы на ветру. — И подумала, что это он прислал тебя к нам. Подумала, что ты принес нам что-нибудь поесть.
Пескоход взглянул на крохотный пруд.
— Здесь есть рыба?
Покорно и смиренно, словно признаваясь в каком-то злодеянии, девушка произнесла:
— Я не словила ни одной за... за...
— Как давно?
— Ни одной за последние три дня. Так мы и жили. Я ела рыбу из пруда, а Розовые Бабочки кормила молоком. Молоко у меня еще есть, — она посмотрела вниз на ребенка, затем снова на Пескохода, отчаянным взглядом умоляя поверить ей. — Она только что ела. Молока было в достатке, правда.
