, именовали Тысячей Щупалец и Рыбой. Клещевой олень был приятным на вкус, еще приятнее оседал в желудке, и Пескоход ощутил внезапное умиротворение. Эти сморщенные фигурки стали его друзьями. Они поделились с ним едой. Пескоход подумал, как же приятно сидеть вот так: вокруг друзья, в руках еда, а Женщина с Горящими Волосами стоит на голове в ночном небе.
Голос, заговоривший с ним первым (какое-то время Пескоход не мог разобрать, из чьего рта тот доносился), произнес:
— Теперь ты наш друг. Прошло много времени с тех пор, как мы в последний раз обретали друга Тени среди местного населения.
Пескоход не понял, о чем тот говорит, но ему показалось, что ответить кивком будет вежливо и безопасно. Он кивнул.
— Ты сказал, что слышал, как мы пели, — продолжил голос. — Это была Песнь Множества Полных Ртов. Теперь эта радостная песнь звучит и в тебе, пусть и без многоголосия.
— Кто ты? — спросил Пескоход. — Я никак не могу понять, кто из вас говорит.
— Я здесь.
Двое Детей Тени (по-видимому) расступились в стороны, и темная область, которую Пескоход принимал до этого за звездную тень от валуна, выпрямилась и явила ему сморщенное лицо и яркие глаза.
— Приветствую тебя, — сказал Пескоход и назвал свое имя.
— Меня зовут Старым Мудрецом, — представился старейший из Детей Тени. — И я также приветствую тебя.
Пескоход заметил, что сквозь Старого Мудреца слегка просвечивают звезды, а значит, он был призраком. Однако это не слишком его заботило — призраки были частью повседневной жизни, а дружественный призрак мог стать сильным союзником. Правда, чаще всего они предпочитали оставаться в мире грез. И ведь кто в здравом уме стал бы их в этом упрекать?
— Тебе кажется, будто я всего лишь тень усопшего, — сказал Старый Мудрец. — Но это не так.
— Все мы лишь тени, отброшенные мертвыми, — дипломатично произнес Пескоход.
— Нет, — возразил Старый Мудрец, — это не про меня. И раз уж ты теперь друг Тени, я поведаю, кто я на самом деле. Оглянись вокруг. Видишь всех тех, кто собрался у этой туши? Твоих друзей, таких же верных, как и я?
— Вижу. — Пескоход окинул собравшихся взглядом и пересчитал — не появился ли кто-нибудь еще. Их было семеро.
— То, что они делали, ты назвал пением. У нас есть много разных песен: Песнь Множества Полных Ртов, Песнь Извилистых Небесных Троп, на которые никому не ступить, Охотничья Песнь, Песнь Былых Печалей, которую мы поем, когда высоко в летнем небе видно Воинственную Ящерицу и в ее хвосте маленьким желтым самоцветом сияет наш старый дом. И это далеко не все. Твои люди рассказывают, что иногда эти песни тревожат их во сне.
