— Думаю, да, — ответил Дэвид, но, как и я, он следил за глазами оборванного нечто. — А с ним что делать? — спросил он мгновение спустя и ткнул в сторону существа. Но не успели мы с Федрией ответить, как оно открыло рот, полный длинных редких серо-желтых зубов.
— Больно, — простонало оно.
Думаю, не ошибусь, если скажу, что никто из нас не ожидал, что оно умеет говорить. С нами как будто заговорила мумия. Снаружи проехала карета, грохоча железными колесами по мостовой.
— Уходим, — сказал Дэвид. — Давайте поскорее уберемся отсюда.
— Но ему же плохо, разве ты не видишь? — возразила Федрия. — Наверное, хозяин привел его сюда, чтобы присматривать и заботиться о нем. Оно болеет.
— И он приковал больного раба к кассе? — спросил Дэвид, задрав бровь.
— Ты что, не понимаешь? Это единственная тяжелая вещь в комнате. Нужно всего лишь подойти и дать бедняге по башке. Если боишься, дай мне ломик, и я сделаю все сама.
— Нет, я сам.
Я пошел за ним и остановился в нескольких футах от сундука. Дэвид властно поднял на раба руку с ломиком и произнес:
— Ты! Проваливай.
Раб издал булькающий звук и пополз в сторону, волоча за собой цепь. Он был закутан в грязное, рваное одеяло и казался не крупнее ребенка, однако я отметил, что ладони у него были громадными.
Я повернулся и шагнул в сторону Федрии, намереваясь убедить ее сразу же уйти, если Дэвиду не удастся открыть замок за несколько минут. Помню, как прежде, чем я что-то услышал или почувствовал, ее глаза расширились, и не успел я спросить, в чем дело, как набор инструментов Дэвида с грохотом опустился на пол, а сам Дэвид, тяжело дыша, с глухим звуком рухнул следом за ним. Федрия закричала, и с третьего этажа сразу послышался собачий лай.
Все это, конечно, заняло меньше секунды. Я повернулся сразу же, как только Дэвид упал. Раб выбросил вперед руку, поймал Дэвида за лодыжку, а затем в одно мгновение сбросил одеяло и прыгнул (только так я могу это описать) на него сверху.
Я схватил раба за шею и дернул его назад, решив, что он вцепился в Дэвида и его нужно немедленно оторвать, но как только раб почувствовал это, он тут же отбросил Дэвида и стал корчиться в захвате, словно паук. У него было четыре руки.
Я видел, как они извивались, пытаясь до меня дотянуться. Я отпустил его и в ужасе отпрянул, как будто мне в лицо бросили крысу. Это инстинктивное отвращение спасло меня — он вывернулся, ударил ногой, и если бы в тот момент я держался за него достаточно крепко, чтобы дать ему точку опоры, то для меня бы все кончилось разрывом печени или селезенки и, как следствие, смертью.
