Маленькое голубое яйцо в коричневую крапинку. Полагаю, птица свила гнездо среди лиан за нашим окном, а я или Дэвид разорили его лишь для того, чтобы снова быть ограбленными мистером Миллионом. Однако, ничего такого я не припоминаю.
Вот головоломка (сломанная), изготовленная из покрытых бронзой внутренностей различных мелких животных. А вот и навевающий дивные воспоминания причудливо украшенный ключ, один из тех, что продавались ежегодно и целый год давали право своему владельцу беспрепятственно посещать некоторые залы городской библиотеки даже в неурочное время. Должно быть, мистер Миллион заметил, что по истечении срока действия ключа мы стали баловаться с ним, как с игрушкой, и отобрал его. Зато какие чудные воспоминания!
У отца имелась собственная библиотека, и сейчас она находится в моем полном распоряжении, однако в детстве нам категорически запрещалось туда входить. Не помню, как мал я был тогда, но помню, как стоял перед огромной резной дверью. Помню, как она распахнулась, и я увидел искалеченную обезьянку на отцовском плече, прижимавшуюся к его ястребиному лицу. Помню черный шарф, ярко-красный домашний халат и множество, множество полок, уставленных потрепанными книгами, а также кучи записных книжек за спиной отца и тошнотворно-сладковатый запах формальдегида, исходящий из лаборатории, вход в которую прятался за раздвижным зеркалом.
Я не помню, ни что он тогда говорил, ни кто постучал в дверь (я или кто-то другой), помню лишь, что после того, как она закрылась, прекрасная дама в розовом>{2} склонилась ко мне и заверила, что отец собственноручно написал все книги, которые я только что видел, и я нисколько не засомневался в ее словах.
***
Как я и сказал, нам с Дэвидом строго запрещалось входить в библиотеку, но, когда мы немного подросли, мистер Миллион стал дважды в неделю устраивать для нас вылазки в городскую библиотеку. То были одни из немногих случаев, когда нам разрешалось покидать дом, а так как нашему наставнику не улыбалось постоянно втискивать свои металлические суставы в наемный портшез, да и ни одно кресло все равно не выдержало бы его веса и не смогло бы вместить его тушу, наши набеги проводились исключительно на своих двоих.
Долгое время окрестности нашего маршрута в библиотеку оставались единственной частью города, которую я знал. Три квартала вниз по улице Сальтамбонк[2], на которой находился наш дом, затем направо по Рю д’Астико[3] прямо к невольничьему рынку, за которым еще через один квартал и находилась библиотека. Ребенок, не способный отличить необыкновенное от обыденного, чаще всего загорается любопытством где-то между этими двумя крайностями, находя интерес в вещах, которые взрослые сочли бы недостойными внимания, и при этом совершенно спокойно воспринимая самые невероятные происшествия. Мы с братом были очарованы поддельным антиквариатом и нечестными сделками на Рю д’Астико, но часто скучали, когда мистер Миллион на целый час задерживался с нами на невольничьем рынке.
